Психотерапия проблемного пубертатника

СЕАНС ПЕРВЫЙ: К ВОПРОСУ О НАРИСОВАННЫХ УТКАХ — Что ты... сейчас делаешь? — осведомилась Инессе. Облизнув при этом пересохшие губы. Обстоятельства, при которых был задан сей невинный с виду вопрос, трудно было охарактеризовать иначе как весьма неоднозначные и двусмысленные. Будучи психологом, в свои двадцать семь лет Инессе не могла припомнить подобных случаев из своей практики. Начать с того, что собеседник её, коротко стриженый под ёжика и едва успевший достичь совершеннолетия черноволосый одиннадцатиклассник Кирилл, был сейчас не вполне в ясном разуме. Хотя и спящим его сложно было назвать. Часто ли ей приходилось прибегать к гипнозу в своей медицинской деятельности? Начиная с той пары тренировочных занятий на учебных курсах, когда к ним в академгородок приезжало светило трансовых состояний, — пожалуй, что и ни разу. Прежде в этом просто не возникало необходимости. — Ну... я... Голос парня, и без того глуховатый ввиду глубокого транса, стал на мгновение ещё глуше. — Не стесняйся. Расслабься, — мягким шёпотом увещевала Инессе. Стараясь не думать о том, как явное смущение Кирилла перед ней контрастирует с его же нарочитой ершистостью не столь давних минут. — Ты сейчас дома, в уюте и безопасности. Ведь так? Голова Кира медленно, как бы даже нехотя, согнулась в полукивке. Избрав стезю подросткового психолога и неплохо сохранившись для своих лет — ярко-зелёные глаза с хитринкой, не особо длинные пшенично-золотые волосы, слабо затронутая ультрафиолетом кожа едва позволяли дать ей больше двадцати — она обычно без особого труда находила путь к сердцам юных пациентов. Для девушек быстро становясь своей подругой, с парнями же метафора насчёт сердец могла работать почти буквально — всякий ли тинейджер станет замыкаться в своей скорлупе, видя, как его внутренним миром неподдельно интересуется миловидное создание в кресле напротив? Быть может, доходило временами и до лёгкой влюблённости. Нередкий случай отношения к врачу — в том числе и среди пациентов полноценно взрослых. Инессе не особо старалась прояснить для себя этот вопрос. Чем это могло бы помочь? Большинство мальчиков-подростков, впрочем, смотрели на неё не вполне романтическими глазами. Влияние массмедиа-среды? Стараясь сохранять ровный профессионализм в кабинете и не думать о работе больше необходимого дома, наедине с собою Инессе всё же не могла не признать, что благоговейные косяки, кидаемые иными её юными собеседниками ей под юбку или в не столь уж глубокий вырез строгого платья, производят двоякое впечатление. Отчасти смешное? — пожалуй, что так. Отчасти льстящее? — быть может, на пару мгновений. Некоторых её коллег подобное лишь раздражало. Она вспомнила слова Илзе, своей старшей знакомой и в некотором роде наставницы: «Эта работа выведет тебя на чистую воду, дорогая. Если в тебе нет задатков нимфоманки, то тебя скоро начнет тошнить от одного вида этих пубертатов-недоросликов. Но если есть — что ж, они смогут расцвести». Инессе иногда возвращалась в уме к этим фразам, гадая, не были ли они банальной проекцией. Вроде бы она пока не ощущала в себе эфебоцидских замашек в духе Фредди Крюгера. Нимфоманских — как будто тоже, пусть перебои с весьма нерегулярной личной жизнью и приближение важного для женщин возраста и наводили порою перед сном на странные грёзы. Но была ли она искренней с собой? — Так чем ты... сейчас занимаешься? — вкрадчивым полушёпотом поинтересовалась Инессе, придав голосу чуть придыхающие интонации. Интонация, так же как и пауза в речи, Имела Значение. — Рассматриваю... обложку журнала... — Голос Кирилла чуть дрогнул, отчего третье слово получилось слегка похожим на бульканье. Психолог помолчала несколько мгновений, разглядывая неровно дышащего перед ней Кирилла, к щекам которого густо прилила кровь. Часом ранее — да что там, не более минут тридцати? — он отнюдь не производил столь кроткое и в то же время беспомощное впечатление. Тогда, когда Илзе ввела его в кабинет, перед этим с глазу на глаз кратко введя её в курс дела — проблемы с взаимоотношениями в школе, пассивное провоцирование драк, непристойное и вызывающее поведение, плюс явные отметины метафизической и политической интоксикации, что и послужило причиной обрыва контакта с предыдущим психологом: та неосторожно затронула в разговоре глобальные темы, после чего Кирилл прочёл ей гневную лекцию с изложением своих взглядов на свежие исторические события и замкнулся в себе. Поначалу Инессе попыталась завести с ним, как и со многими другими, весёлый разговор. Но контакт установить не удавалось, Кирилл оказался неуязвим к её обаянию, как будто даже не замечая чар своей собеседницы и отвечая на все вопросы односложными прохладно-высокомерными репликами. И, естественно, отказываясь наотрез вдаться в корни своих проблем — что неудивительно, учитывая, что скорее всего он явился сюда лишь по воле родителей, наверняка поджидающих где-то за дверью. Подросткам почти всегда происходящее с ними кажется если не нормальным, то хотя бы приемлемым. Получасом позже он всё-таки чуть приоткрылся — правда, лишь для того, чтобы с холодной язвительностью раскритиковать один из тестов, которым она для заполнения времени и в надежде на постепенное размягчение скорлупы его подвергла. Тогда и прозвучало саркастическое: «Доктор, вы бы ещё попробовали гипноз». Устав от бесплодных усилий, она уцепилась за это предложение с неожиданным для себя садизмом, поначалу не думая принимать его всерьёз, просто желая увидеть испуг на его лице. «Ты думаешь, Кир, гипноз может помочь нам нащупать решение твоих проблем? Что ж, я могу ввести тебя в транс», — небрежно промолвила она, откинувшись на спинку кресла. Молчание. Неуверенная усмешка: «Вряд ли у вас получится. На меня и пассы телегипнотизёров из старых дедовских видео не особо действовали». Обаятельная улыбка и покачивание мыском туфли — не без удовольствия Инессе заметила его потайной взгляд в ту сторону. «Ну, ты ведь мне поможешь, верно?» Вызов был принят. Теперь она задумчиво рассматривала залившегося багрянцем Кирилла, на котором, не зная толком, с чего начать, решила испробовать гипнотическую регрессию — отослав его назад во времени к пяти часам вечера вторника позапрошлой недели. Но чем он был тогда занят? Румянец на щеках парня и слова про обложку журнала склоняли к определённым догадкам. Инессе невольно вновь облизнула губы, ощущая, как её иголкой начинает покалывать что-то наподобие чувства мстительности. Она могла бы мысленно перенести пациента на полчаса вперёд или на полчаса назад — но ей почему-то хотелось остановиться именно на этом миге. — Как... называется журнал? — вновь бархатно понизив голос, задала она следующий вопрос. Горло Кирилла исторгло нечто вроде сдавленного кашля. Ладони его явно не находили себе места на мягких подлокотниках кресла, то ёрзая по чёрной поверхности, то стискивая пальцами блестящую кожу. — «Гуфи и его команда». Брови Инессе взлетели вверх. Всего-навсего невинное диснеевское издание, не Penthouse и не Playboy? — Что ты видишь на обложке? — на всякий случай и во избежание потери раппорта, специфической связи между гипнотизёром и гипнотизируемым, осведомилась она. Поведение парня по-прежнему продолжало казаться ей несколько странным. Дыхание его замедлилось, он как будто выдохнул из себя следующее слово. — Дейзи... Психолог моргнула. Дейзи, то есть нарисованная утка, подруга Дональда Дака? Кое-как отображённый парой небрежных штрихов персонаж, в котором нет ничего особо человеческого? — Как она там изображена? — чувствуя себя покрасневшей от стыда за былые подозрения, тем не менее точности ради уточнила Инессе. — Она... — Дыхание парня на миг замерло. — Она изображена лишь по пояс, в небольшой рамочке в виде сердечка. Она выглядит витающей в нирване, а руки её... крылья или руки... сложены так, что... Тинейджер явно не мог подобрать слов, а сознательное усилие угрожало разрушить транс. — Успокойся, Кир, — мягко произнесла Инессе. Голос её стал почти медовым, хотя в душе её воцарилось некоторое недоумение. — Если не можешь описать, то не надо стараться. Просто покажи, как... как сложены её руки. Дыхание его вновь замерло и участилось, руки его съехали вниз с поблескивающих подлокотников и застыли аккурат промежду бёдер, часто дрожа. Прямо на заметно оттопырившейся — вдруг заметила Инессе — синей ткани брюк. Психолог ощутила, что алеет вновь, причём уже не от стыда за необоснованные подозрения — которые как раз оказались вполне обоснованными — а от общения с этим пубертатным подростком. Она и сама не раз располагала руки схожим образом — во время поездки в трамвае, к примеру, или сидя где-либо в очереди. Вот, стало быть, как это видится некоторым озабоченным особям мужского пола? Грезящим нарисованными утками. Девиацией последнего рода, к своему удивлению, Инессе была не столь уж шокирована. Хотя её личная практика редко касалась подобных вещей, но благодаря общению с коллегами и чтению специальной литературы ей было известно, что мелкие подростковые извраты в современном мире часто могут зайти в и не снившиеся родителям дали. Возбуждается от вида пернатой утки в милом бантике? Что ж, хорошо хотя бы, что не от физиономии Шрека. — Скажи, Кир, — тут, кажется, в интонации её голоса всё-таки закралась мстительность и даже лёгкое злорадство, — так чем же ты в данный момент занят?... Задав этот вопрос, она запрокинула ногу на ногу и свободно откинулась на спинку кресла. Ощущая себя вновь хозяйкой положения, королевой собственного кабинета, — ощущение, почти утерянное ею за последние полсеанса со Кириллом. Волновало ли её, что этим вопросом — не вполне нужным, говоря мягко, — она нарушает врачебную этику? Отчасти да, но овладевшее ею вдруг зыбкое ускользающее чувство было чересчур уж пленительным, чтобы так сразу от него отказаться. — Я... — Кирилл осёкся. Провёл языком по отчего-то вдруг вспотевшим губам. — Я... Он явно был почти в панике. — Ну ладно, Кирилл, — с лёгкой досадой пресекла его старания Инессе. Быть может, она ещё выведет его на чистую воду — но позже. А пока не испробовать ли уже открытый обходной путь? — Не надо это произносить. Просто... покажи. Пальцы Кирилла, и без того слегка подрагивавшие, крепко сжались на оттопыренной изнутри ткани брюк, затем снова сжались, ещё раз и ещё. Сперва оцепенелые и вялые, движения эти с каждым мигом становились всё стремительней и неудержимей. — Тебе... нравится этим заниматься? — задала ещё один ненужный, совершенно ненужный вопрос профессиональный психолог, задумчиво сложив руки на правом колене. — Да. Дыхание его становилось хриплым, щёки горели. — Ты делаешь это каждый день? — Да... Зачем она спрашивает его об этом? — Ты знаешь, — здесь Инессе вкрадчиво сделала паузу, — как по-научному называется то, чем ты занят? — Д-да, — голос Кирилла дрогнул. «Эта работа выведет тебя на чистую воду, дорогая». Инессе помедлила, будто подбирая забытый код к замку подъезда. Нарисованные утки, стало быть? — Ты видишь Дейзи, — негромко, словно секретничая, шепнула она. — Ты любишь смотреть на неё. Её руки, или крылья, так пикантно сложены... — Да... Судя по звуку, тинейджер сглотнул. — Ты видишь, что ей это нравится, — полушёпотом добавила Инессе. — Ей бы хотелось, чтобы ты признал, что это нравится и тебе... нравится тебе самому. Сказал это вслух. Шёпот её стал совсем жарким. — Скажи это, Кир. Кирилл набрал в грудь воздуха. Щёки его заалели в этот миг куда гуще прежнего. — Мне нравится... н-нравится... м-ммм... — Что тебе нравится, Кир? — почти на одном-единственном разгорячённом выдохе уточнила она. Неужто он произнесёт это, посмеет изречь одно из запретных стоп-слов, от которых почти всегда сразу немеет гортань? По крайней мере, если это не беседа со сверстниками. — ...м-мастурбировать, — еле слышно, не размыкая век и старательно держась в краю трансовых грёз, выронил он последнее слово. Почему она испытывает странное чувство маленькой сладкой победы, вынудив пациента произнести это вслух и даже не разорвав при этом пелену гипноза? Инессе рассматривала непристойно изогнувшегося в своём кресле Кирилла, помимо жара от прилившей к её собственным щекам крови начиная ощущать что-то ещё. Иной жар, может быть? — Тебе ведь нравится, — тихо шепнула, почти прошелестела она, — не только Дейзи? Тебя ведь... привлекают и другие нарисованные героини? — Да, — вымолвил, почти выдохнул Кирилл. — Какие? Инессе в очередной раз облизнула губы. — П-принцесса Жасмин, — еле слышно, словно мёрзлыми или оцепеневшими губами, сознался Кирилл. — М-мэг из «Геркулеса». Одна из Муз... оттуда же. Другая принцесса, из «Бременских музыкантов»... На последнем признании он снова чуть покраснел, а голос его стал почти неразличимым. — Та, у которой невероятно короткая юбка? — педантично уточнила Инессе. Сама не зная чётко, зачем она это уточняет, но не будучи в силах сдержаться от очередного укола. — Тебе нравятся её длинные ноги? Голова парня слабо дрогнула в полукивке. — Ты часто... фантазировал о них, Кирилл? — вскинула брови психолог. — Специально разглядывая их? Мычание, исторгнутое горлом пациента, имело отчётливо утвердительную окраску. — Как? — опять медово-сладким голосом осведомилась Инессе. — Расскажи об этом, Кирилл. Из кресла напротив донеслось нечто похожее на сдавленный вздох, на миг даже вызвавшее у неё опасения о нарушении транса. Краем глаза она заметила, что руки Кирилла заново пришли в движение. — Видеоплеер, — единым звуком выдохнул он. Брови Инессе вновь недоумённо поднялись. Видеоплеер? Их семья так бедна или скаредна, что у них нету Интернета, пусть даже самого медленного? Хотя это объяснило бы несколько специфическую форму сексуальных фантазий парня, обычно принимающих такой облик в замкнутой среде. — Когда... когда родителей нет, — выдохнул Кир, — я... иногда запускаю запись. Останавливаю... кадр и... рассматриваю... Глуховатый голос Кирилла снова сбился. Что ж, ей было прекрасно известно, что гипноз не всемогущ и что многие комплексы продолжают действовать даже при нём. Минуту. Она что, и впрямь жалеет об этом? — Тебе же нравится, — нежностью интонаций Инессе постаралась смягчить звучание следующих слов, обычно так смущающих слух тинейджеров, хотя именно они чаще всех и дольше всех занимаются этим, — ласкать себя... разглядывая её ноги? Разглядывая ножки мультипликационной, нарисованной принцессы из Бремена... и мечтая заглянуть ей под юбку? Тон её был вкрадчив и доверителен, как если бы она сама сознавалась сейчас в некоем грязном секрете. — Очень, — после продолжительного молчания и звука сглатываемой слюны донеслось из кресла напротив. — Скажи это, Кирилл, — шепнула Инессе. Она ощущала, что раппорт меж ними в этот миг стал невероятно прочен. — Вернись мысленно к тем моментам, взгляни в её глаза, на её безумно длинные ноги. — Говоря откровенно, она не помнила точно вид героини детского мультика, так что била наугад. — Признай вслух, что тебе это нравится... то, о чём я сказала... скажи целиком. Ты ведь этого хочешь... Память у пациентов часто обостряется под гипнозом, но не играет ли она сейчас с огнём во имя неясно чего? Кирилл помедлил. После чего выдохнул: — Мне н-нравится... р-рассматривать ножки... принцессы из мультика. Л-лаская себя... Пусть и не дословно, но он всё-таки изрёк это вслух, озвучил эту до невероятности скабрёзную формулу. Инессе ощутила новую вспышку странного жара где-то глубоко внутри. Что её заставляет вести себя подобным образом, задавать пациенту эти вопросы один за другим и добиваться максимально полного ответа, что предельно далеко от психотерапии и противоречит любому виду профессиональной этики? Самоутверждение? Над кем? Над подростком, огрызающимся на весь мир, строящим из себя высокомерного философа и медитирующим на длинные ножки нарисованных принцесс? Похоть? Но, если она дошла до того, чтобы испытывать подобное к попавшему от неё в зависимость едва зрелому пациенту, то ей самой требуется психотерапия. Он даже и не вспомнит ничего из этого столь великолепно унизившего его допроса после выхода из транса — смысл самоутверждаться над ним? Что, пожалуй, и к лучшему, поскольку если бы происходящее стало достоянием общественности, её бы не миновало лишение лицензии и суд. Психотерапия? Что ж, не без иронии подумала Инессе, медицинская работа могла бы послужить хотя бы формальным оправданием совершаемому ею сейчас — не один и не два раза оказывалось так, что исток подростковых проблем коренился в сексуальных комплексах. Но тогда ей не помешало бы хоть для приличия вооружиться шариковой ручкой или включить диктофон для записи слов пациента? На секунду её обдало холодком от мысли, что могло бы быть при попадании записи не в те руки. Мгновением позже холодок сменился неким сладким ознобом. — Скажи, — произнесла она, роясь в сумочке, — а есть какие-либо нарисованные героини, приязнь к которым тебя смущает? Фантазиями о которых ты не стал бы делиться с первым встречным... или даже с раскованными сверстниками во дворе? На пару мгновений наступила тишина, прерываемая лишь шумным дыханием Кира. — Есть, — сознался наконец парень. Инессе поймала себя на том, что сама чуть ли не затаила дыхание. — Какие? Последовала ещё одна пауза. — Г-гаечка, — скорее невнятно прогудел, чем отчётливо произнёс он. И вновь — густо покраснел, явно не подозревая о популярности своего фетиша в Мировой Паутине. — Дейзи... из одного выпуска. — На миг он замолчал, как будто раздумывая, стоит ли пересказывать уже упомянутое, после чего дыхание его начало становиться всё тяжелее и тяжелее. — Первоклассница... с обложки старого букваря. Девчонка... с одной из страниц сборника советских сказок... На последней фразе он смолк, и Инессе чуть приподняла брови, поняв, что нащупала новую точку, по которой можно ударить. — Что за девчонка? — с мнимой небрежностью спросила она. — Её зовут Нейси. — Дыхание парня чуть вздрогнуло. — По сюжету сказки, она становится новой подругой оловянного человечка Меккидо и лягушонка Фолли-малыша в волшебном царстве Манданезии, помогая им свергнуть власть сурового тирана Терминога. Психолог провела языком по вновь пересохшим губам. — И о чём ты... фантазируешь, осматривая картинку? Когда Кирилл ответил, голос его стал глуше. — О том, как Нейси приподнимает платье... оно и без того коротко, её длинные ноги так красиво очерчены, а глаза так ярко блестят... перед Меккидо и Фолли-малышом. Соблазняя, дразня, очаровывая... то приподнимая платье, то строго возвращая на место, поигрывая также и с маечкой... разжигая в них пламя, но соглашаясь себя показать, целиком изъявить, лишь когда пламя это перерастёт в бурю... — Перерастёт в бурю? — заинтересованно спросила Инессе. Судя по откровенности рассказа Кирилла и затейливости используемых им художественных оборотов, глубина раппорта или неосознанное доверие гипнотизёру достигли уже той величины, при которой поддерживать транс не будет стоить ни малейших усилий. — Это как? Вместо ответа Кирилл вжал руки крепче в закоулок меж бёдер, явно мысленно отсутствуя здесь и сейчас, а Инессе вдруг без всяких разъяснений поняла, какое явление — или скорее действие — должно почитаться за признак распалённого пламени. Какие, однако, поэтические выражения? — Нейси из твоих фантазий явно нравится следить... за языками бушующего пламени. — Психолог чуть покраснела, воспользовавшись перенятой метафорой. — А тебе бы хотелось, чтобы... за твоими языками пламени кто-нибудь понаблюдал? Кто-нибудь... особенный? Неизвестно почему, она сдвинула вместе колени, обтянутые тонкими золотыми колготками и до этого вольготно лежавшие одно на другом. Быть может, ей стало просто чересчур жарко? — Иногда, — коротко вылетело из Кирилла. — К примеру? — полуутвердительно мурлыкнула Инессе. — Иногда, — тут дыхание тинейджера вновь сделалось шумным, — я представляю себе, что было бы, будь у меня... симпатичная сестра... или племянница. Она входит в мою комнату в самый неподходящий момент или заранее таится в шкафу... и торжествующе разоблачает меня. Угрожая рассказать всё, выложить предкам... если я не буду подчиняться ей, если не буду... делать всё, как она говорит. — Какая распространённая фантазия. — Инессе чуть потеребила в задумчивости один из собственных локонов. Ей и самой доводилось некогда грезить о подобном. С поправкой на половые роли, разумеется. — Значит, — вдруг вспомнила она первопричину последнего вопроса, — тебе бы хотелось заниматься этим при девушке? Чтобы девушка... наблюдала за тобой? Она сглотнула отчего-то возникший в горле комок. — Хотелось бы... Психолог чуть наклонилась вперёд, вглядываясь в сонно прикрытые глаза пациента. — Это было с тобой когда-нибудь? Хотя бы один раз в жизни? Не спеши, Кир. Подумай... Последнее предложение было опасным, но интуиция подсказывала ей, что грань ещё не перешагнута. — Н-нет, — слетело с его уст. — Никогда. Инессе расслабленно вытянула ноги, дав минуту отдыха коленям. Текущий случай не был упомянут пациентом, случай этот не существовал для его сознания. Он и не подозревал, что фантазия его в некотором роде осуществляется прямо сейчас. Обидно, не правда ли? Ну, по крайней мере, теперь ясно, почему удалось так просто отключить его от действительности и склонить к нужным шагам. Обычно люди и под гипнозом не очень-то рвутся совершать действия, противоречащие их морали или скрытым желаниям. Вдруг ей на ум пришел ещё один потенциально компрометирующий вопрос. Испугавший её саму, ибо уж точно не соответствовал целям психотерапии — хотя разве этим она сейчас занимается? — Скажи, Кирилл, — доверительно шепнула она, — а ты когда-нибудь занимался этим публично? Пусть незаметно, тайно от окружающих? По лицу пациента как будто гуляли тени. — Да, — выдохнул он, — в школе. Несколько раз... — Расскажи об этом, Кирилл, — попросила Инессе. — К примеру, о самом последнем случае. Вернись к нему мыслями и поведай мне о происходящем... размеренно, не спеша... спокойно и неторопливо, красиво и просто, как речной поток играет камушками в заливе... Некоторое время в кабинете вновь было слышно лишь сиплое дыхание Кирилла. — Я сижу за партой, — глухо произнёс он, голова его чуть выпрямилась, словно отображая позу давно ушедших дней. — Идёт урок черчения. Урок ведёт Ирина Артемьевна... ей за сорок, но она милая внешне брюнетка в строгих квадратных очках. Её пушистый серый свитер туго обтягивает... её огромную грудь. — Ещё несколько мгновений Кирилл помолчал, будто сражаясь с собой. — Я кидаю взгляд в её сторону и тут же отвожу, пытаясь понять, не чувствует ли Ирина Артемьевна мои взгляды. Воображению представляется её грудь на ощупь через свитер... представляется, как преподавательница строго приказывает мне выйти с ней в подсобное помещение... и, безуспешно расспросив о причине моего странного поведения на уроке, ледяным тоном повелевает закрыть глаза и вытянуть ладонь вперёд. — Тишину новой паузы нарушил гулкий звук сглатываемой слюны. — Я... почти чувствую её твёрдые, острые соски сквозь пушистую ткань. Я... я не могу больше терпеть. Моя левая рука опускается под парту и проникает под резинку брюк... Слушая дальнейший монолог Кира, Инессе ощущала, как её щёки пунцовеют, в горле пересыхает, а правая ладонь, до того вольготно лежавшая на колене, прижалась отчего-то к ткани колгот чересчур плотно. Взор её зачем-то метнулся на миг к мигающей лампочке диктофона. Почему? Ей всё равно не расколоть кристалл этого льда, не взломать стену ершистого равнодушия, не показать нагловатому подростку эту аудиозапись, насладившись стыдом и смятением в его глазах. Тогда — зачем? Тем временем рука Кирилла, двигаясь не совсем уверенно, явно повторяя движения, сделанные когда-то, нырнула за резинку брюк. — Правильно, Кир. Не останавливайся, — мягко велела Инессе. Уже не задаваясь вопросами о смысле того, что совершает, она извлекла из сумочки мобильный телефон и задействовала функции видеокамеры. Какая разница — зачем? — Я... дрочу, — выдавил Кирилл. Всё правильно, с него никто не снимал обязанности описывать происходящее, а переживаемые чувства явно вышибли из его головы все литературные обороты. — Дрочу... прямо в классе, дрочу на учительницу. О... я сейчас кончу!... У неё на миг возникло ощущение, что на месте «О» должно было стоять другое слово. Неужели какая-то часть сознания загипнотизированного ещё продолжает играть роль цензора? Голова Кирилла тем временем откинулась назад, из горла его вырвался хриплый стон. Внутреннее состояние брюк на расстоянии было трудно оценить, но Инессе была убеждена, что изнанка промокла насквозь. Ноготок её коснулся кнопки «Конец записи». — Всё хорошо, Кир, — шелковистейшим голосом проворковала она. Контакт не следует разрывать, иначе от чрезмерного всплеска чувств пациент может и самостоятельно выйти из транса. — Ты сидишь в мягком, бархатном кресле, ты дышишь размеренно и спокойно. Сейчас я медленно досчитаю до десяти и, когда я назову цифру «десять», ты проснёшься в хорошем настроении, ощущая себя выспавшимся и чувствуя на себе тёплые, сухие брюки. Раз... два... три... четыре... пять... На цифре «десять» — которая, вообще-то говоря, вовсе не цифра, а число, но до математических ли тонкостей сейчас было Инессе? — глаза Кирилла распахнулись. Моргнули несколько раз, медленно наливаясь знакомым ей выражением лёгкого ледяного презрения ко всему окружающему. — Ну так что, доктор, будем ставить опыты? — с напускным безразличием осведомился он. — Или вы скажете, что уже меня... Как там было в том фильме: «Самый быстрый револьвер на Диком Западе»? Психолог не сдержала улыбки. — В следующий раз. Сейчас, — взгляд её на мгновение метнулся к большим настенным часам, — уже чуть поздновато для экспериментов. — И правда. Как быстро летит время. — Судя по тону, Кирилл испытывал некие неясные подозрения, но не решался их сформулировать. — Вы твёрдо убеждены, что в следующем сеансе есть необходимость? Мне-то казалось, что вы как раз осознали глубокую бесперспективность этого и решили заняться чем-нибудь более стоящим — вроде распространения листовок против жестокого обращения с динозаврами. Да, это был он, её пациент. Язвительность и лёд в одном короткостриженом индивидууме. — Ну что ты, Кирилл. — Поддавшись секундному порыву, Инессе отключила звук в телефоне и запустила последнюю видеозапись, повернув сотовый экранчиком к себе и периодически переводя насмешливый взгляд с экрана на пациента и обратно. — Можно сказать, что я, наоборот, только начала входить во вкус этой терапии. Ты ведь не возражаешь против продолжения? Говоря это, Инессе вновь с неторопливой размеренностью запрокинула ногу на ногу. Быть может, потому что её в это мгновенье опять охватил странной природы жар. Быть может, дело было в пронёсшемся по кабинету ветерке, заставившем её вздрогнуть и ощутить на миг зябкую влажность ленты собственного белья. Быть может, в чём-то совсем ином. — Ну, в принципе, почему бы нет? — с недоумением и деланной величавостью повёл плечами он. — Мне не столь уж и трудно. Отчасти, пожалуй, даже приятно. Инессе мягко улыбнулась: — Следовательно, завтра в пять. СЕАНС ВТОРОЙ: НА ЧИСТУЮ ВОДУ — Присаживайся, Кирилл. — Зачем-то чуть передвинув вазочку с цветами на круглом столе, Инессе с чувством лёгкой неловкости кинула взгляд на пациента. — Ты не возражаешь, если мы с тобой начнём сразу с того, на чём остановились в прошлый раз? Она негромко кашлянула. Даже в кашле её как будто прозвучала некоторая робость. За прошедшие сутки она успела не раз переобдумать случившееся, то обзывая себя озабоченной нимфоманкой или жертвой преждевременного кризиса средних лет, то ловя себя на мысли о том, что не все из воспоминаний вчерашнего дня так уж противны. Как бы то ни было, сегодня Инессе была полна намерений повести терапию серьёзно — и даже включила заранее диктофон. Почему бы и вправду не прибегнуть к столь мощному средству, как гипноз, если уж пациент сам добровольно вкладывает его тебе в руки? — В чём дело, док? — Озвучив эту классическую реплику Багза Банни, Кирилл причмокнул губами, изображая хруст морковки. — С каких это пор врач осведомляется у пациента, как его лечить? Психолог позволила уголкам губ чуть приподняться. — Вообще-то это норма вещей. В душу постороннему человеку заглянуть не так легко, как в аппендикс, потому обычно сие осуществляется с его доброго согласия. — Она взглянула в карие глаза Кира. — Или ты предпочёл бы жёсткий авторитарный подход? Мысль о вопросе, ещё одном вопросе, что мог бы быть задан вчера и может быть задан сегодня. Нет, она ведь твёрдо решила, что будет вести терапию по-настоящему. — Как-то не задумывался прежде о выборе между казнью и ипотекой, — вновь пожал плечами Кирилл. Воплощённый сарказм. Как, впрочем, и полагается лицам определённого склада в определённом возрасте? — Быть может, мы перейдём наконец к делу? — поинтересовался Кирилл. — Я имею в виду, тут мило, но... Психолог вытерла ладони о край скатерти столика. Неясно почему, но они вдруг вспотели. — Конечно, Кирилл. — Голос её вновь приобрел вчерашнюю сладкозвучность. — Откинься на спинку кресла и закрой глаза. Расслабься. Ты чувствуешь истому и негу каждой мышцы в своем теле, её безмолвную и безграничную благодарность своему хозяину, подарившему блаженный покой. Ты слышишь мой голос, ласковым ручейком бегущий к тебе издалека... Глаза пациента закрылись, дрогнули пару раз и постепенно обмякли. С каждой новой фразой он всё глубже проваливался в забвение. Взгляд Инессе упал на мерно горящую лампочку индикатора диктофона. С чего начать? — быть может, как в прошлый раз, с гипнотической регрессии? Хотя она сама не решалась предположить, что именно в прошлом пациента она рассчитывает выловить и как это может помочь в терапии. — Сейчас девять часов утра, двадцать третье марта две тысячи четырнадцатого года. — Простоты ради Инессе решила использовать вчерашний день. Вчера было воскресенье. Выходной день для большинства, исключая некоторых ненормированно работающих психотерапевтов. — Что ты видишь перед собою, Кирилл? — Тарелку. — Голос Кирилла чуть-чуть понизился. В нём, как это часто свойственно загипнотизированным, проявились глухие нотки. — Желтки. Один сферичен. Другой имеет слегка овоидную форму... Психолог сглотнула слюну. Можно было, пожалуй, предположить, что в девять часов утра выходного дня пациент будет либо спать, либо завтракать. Но повествовать о своём завтраке в столь наукообразном стиле? Совсем некстати она сама ощутила голод. — Уже десять утра, Кир, — пытаясь отвлечься от гастрономической темы, перемотала время вперёд Инессе. — Что ты видишь вокруг?... Веки Кирилла дрогнули и чуть сжались, словно под приливом солнечного света. — Парк, — выдохнул он. — Рядом стоят две карусели. Одна напоминает катапульту, а другая детский волчок... Что ж, в этих воспоминаниях, по крайней мере, нет ничего неприличного. Тем не менее Инессе, ощущая лёгкое неудовольствие, переместила пациента во времени ещё на час вперёд. Затем — ещё на один час. Чуть позже — на час с половиной. Что она рассчитывает найти? Если её целью является поиск скрытых причин и узлов нежелательного школьного поведения, то стоило бы перенести пациента поближе к учебным дням. Хотя она не столь уж опытный гипнотерапевт, так что, быть может, лучше потренироваться сперва на уже доступных временных интервалах? — Сейчас семь часов вечера, Кирилл, — сказала она. Решив сразу перескочить приличный кусок суток — как ввиду предчувствуемого однообразия ожидаемых событий, так и ввиду приходившейся как раз на этот кусок первой встречи пациента с Инессе. — Семь часов и тридцать четыре минуты. Почему бы не проверить теорию, по которой человек на неосознанном уровне всегда с высочайшей точностью ощущает время? — Что тебя окружает?... — задала она вопрос. Дыхание Кирилла слегка участилось. — Комната. С подобного рода многоречивостью парень мог бы быть принят за своего в Лаконии. — Твоя комната, Кир? — сделала голос чуть вкрадчивее Инессе. — Да... Нет, его дыхание определённо стало сбивчивым. Руки, лежавшие на подлокотниках кресла, задрожали странно знакомой дрожью. Психолог облизнула губы. Почему они, так же как и горло, вновь пересохли у неё? «Ты же профессионал, Инессе. Ты знаешь, как всё это тривиально и примитивно. Да, в этой возможности — которая отчасти сродни подглядыванию — есть нечто фривольное и дразнящее, особенно для тебя с твоей неуравновешенной личной жизнью, но не следует вводить свои проблемы в рабочий кабинет». Она облизнула губы снова. — Что ты делаешь, Кирилл? — спросила она. И тут же закусила губу. Она всё равно задала этот вопрос — который не должна была задавать. Парень, впрочем, не торопился отвечать. Руки его меж тем, словно следуя заученной памяти мышц, сползли вниз с подлокотников кресла... — О чём ты думаешь, Кирилл? — чуть мягче поинтересовалась Инессе. Такая формулировка едва ли войдёт в противоречие с подростковыми комплексами сильнее, чем всё сказанное до этого. В конце концов, на предыдущем сеансе он ведь уже описывал свои грёзы? — О... — Голос Кирилла осёкся, дыхание тоже прервалось — на миг. — Я... думаю о... Веки его задрожали, грозя нарушением транса. — Тебе ведь хотелось бы сейчас лимонного мороженого, не правда ли, Кир? — наполнила свой голос до предела сладостью и благоуханием Инессе. Что угодно, лишь бы увести мысли пациента от опасной темы. — Ощутить его кислинку и холод на языке. Насладиться неспешным скольжением его капелек по горлу... Дыхание Кирилла замедлилось, став размеренным. Через соединяющую их ниточку незримой связи — которую науке трудно объяснить — она чувствовала, что пациент всё ещё в трансе. Но что же тогда минуту назад чуть не прервало его, почти возвратив Кирилла к реальности? Инессе окатило душем леденящей догадки. — Ты слышишь мой голос, Кирилл, — как можно мягче и как можно глуше произнесла она. — Голос, исходящий неизвестно откуда. Голос, ведущий неизвестно куда. Голос обволакивает тебя, укрывает слоями тёплого одеяла, дарует покой. Ты не знаешь, кто я и из каких пространств говорю с тобой. Ты хочешь лишь слушать меня и тонуть в ласковом озере моей речи, погружаясь всё глубже и глубже... Несколько мгновений она помолчала, прислушиваясь к почти неуловимому дыханию парня. — Сейчас двадцать третье марта две тысячи четырнадцатого года, девятнадцать часов тридцать четыре минуты, — тихо шепнула психолог. Дабы вспомнить нужное время, ей потребовалось усилие. — О чём ты сейчас думаешь, Кир? О чём мечтаешь? В гулкой тишине чётко раздался звук сглатываемой слюны — и это была не слюна хозяйки кабинета. — Об... Инессе... — краснея, выдохнул Кирилл. Пальцы его вцепились в кожу кресла. Брови её взметнулись. — О твоём психологе? — Кажется, голос её ещё никогда не был таким бархатным. — Тебе она нравится? Благодаря проведённому минутой ранее внушению субъект в кресле напротив даже смутно не воспринимал сейчас свою собеседницу как психолога Инессе. — Д-да, — приоткрыв и вновь закрыв рот несколько раз, прежде чем решиться с ответом, выдавил он. — Что именно в ней больше всего привлекает твоё внимание, Кирилл? — Интонации голоса Инессе оставались такими же нежными, а речь — неторопливой. — Опиши свои фантазии о ней... расслабленно, не спеша. Конечно же, она не думала, что озабоченного тинейджера пред ней могло заинтересовать её чувство юмора, ум или, к примеру, начитанность Юнгом, книги коего стоят на полочке у неё в кабинете? — Меня сводят с ума... её колени, — все ещё покрытый краской и тяжело дышащий, признался Кирилл. — Её тонкие, слегка поблескивающие золотые колготки... вызывают безумную жажду коснуться их. Так хочется, чтобы она... чуть сдвинула выше край платья... От сардонично-ледяного философа, осаждавшего её вчера едкими вопросами и напрочь невосприимчивого к её чарам, не осталось ничего. В кресле напротив поёрзывал вспотевший от похоти Кирилл, пальцы которого всё ещё стискивали из последних сил кожу подлокотников, но периодически смещаясь на миг ниже. — Не стесняйся, Кир, — психолог мягко понизила голос. — Ты в своей комнате, ты совершенно один и ты вполне можешь дать волю рукам. Ладони тинейджера окончательно соскользнули вниз с чёрно-бордовых подлокотников. — Скажи, — тихо шепнула Инессе, — что бы тебе хотелось... чтобы она... сделала? Просто для примера... Вызови на волю легионы образов... Несколько мгновений пациент молчал, и лишь крупная дрожь его рук — то стискивающих пальцы едва ли не до боли, то расслабляющихся вновь — говорила о бурной работе воображения. — В-вытянула... ногу, — отрывисто выдохнул он. — Например, во время одного