Калифорникейшен. Часть пятая (заключительная)

Вот и калифорнийское лето. Последнее лето. Фанфары выпускного отгремели. Тесты успешно пройдены, и результаты отправлены в несколько колледжей. На Беркли или Стенфорд я, конечно, не замахиваюсь, но вот надежда на Сакраменто есть. Думаю, что, как минимум, на спортивную стипендию можно рассчитывать. Казалось бы, вот она — долгожданная свобода: утром в школу бежать не надо, над учебниками корпеть не надо — живи и радуйся. Да вот какое-то, раннее не ведомое чувство, словно аспид, грызет изнутри.

Малейшее внимание, оказанное отцом маме, малейшая ее улыбка в ответ — все вызывало душевные муки и нервное раздражение. Детская ревность, трансформировавшаяся в странное дикое чувство собственничества, не давало покоя. Да и события неожиданно стали развиваться не на мою пользу. Отец вдруг выходные стал проводить в кругу семьи. В кои-то веки, мы все вместе, поехали в зоопарк в Сан-Диего, в океанариум в Монтере. Вместе лежали на пляже, вместе лакомились морской кухней в ресторане, вместе вечером гуляли по набережной. Чувство детской досады, разраставшееся в груди, соленые слезы, сглатываемые быстро, чтобы, не дай Бог, родители не заметили — вот и все что оставалось бедному подростку, познавшему первые горькие уроки неразделенной любви. Да, ты не ослышался дорогой читатель, первой любви. Никогда раннее, ни к одному существу женского пола, я не испытывал ничего подобного. Хотелось просто быть с ней рядом, просто держать ее за руку, просто дышать одним воздухом. Но она лишь грустно смотрела в мою сторону, прижимала к себе и тихо шептала на ухо.

— Ты ведь взрослый у меня, ты ведь все понимаешь. У тебя все впереди. Вот уедешь через месяц, другой в свой колледж, познакомишься с красивой девушкой — и мир вокруг заиграет совсем другими красками.

Да, я все понимал. И она была права. Я молчаливо только крепче прижимал ее к себе, лаская руками ее спину, плечи, талию... полушария ягодиц. Я чувствовал малейший изгиб ее тела, каждую выпуклость и впадинку. Казалось, что даже чувствовал рисунок ее ажурных трусиков под халатом. И она не отталкивала меня, не отстранялась. Только тем же тихим, томным голосом, возбуждавшим меня еще больше, шептала.

— Осторожней, осторожней. Еще отец увидит.

Моя ревность стала доходить до нелепых крайностей. Ночью я тихо подкрадывался к дверям родительской спальни, прислушиваясь к каждому звуку, доносившемуся изнутри. Я понимал, что все это по-детски глупо, но ничего с собой не мог поделать. Я влюбился в собственную маму, я просто с ума сходил по ней.

Даже не знаю, чем бы это закончилось, во что бы вылилось, если бы не событие, круто изменившее всю мою дальнейшую жизнь.

Очередное утро субботней семейной идиллии. Я ковыряюсь вилкой в традиционном омлете, не чувствуя ни вкуса, ни аппетита, отец читает утреннюю традиционную газету, мама отхлебывает традиционный утренний кофе.

— Помните, я недавно был в Детройте, ну... на конференции дилером — произнес вдруг отец, не отрывая глаз от газеты

— Так вот, я там подписал очень многообещающий контракт. Я теперь полноправный дилер одного малоизвестного, но перспективного японского производителя малолитражек. Я думаю, мы взорвем американский рынок.

— Классная новость. А почему раньше не говорил? — оживилась мама.

— Не хотел отпугнуть удачу. Только вчера были подписаны последние бумаги, и на следующей неделе японские представители прилетают к нам для конкретной работы по построению дилерской сети. Сами понимаете, теперь мне на работе и дневать и ночевать придется.

— Теперь у нас начнется новая жизнь? — мама радостно бросилась на шею к отцу.

Ее такой откровенный жест больно резанул мое самолюбие, но мысль, что отец будет ночевать на работе, отложилась в мозгу. Хотя, скорее всего, это было образное выражение.

— Но это еще не все хорошие новости — рассмеялся отец, шутливо освобождаясь от маминых объятий.

Мама удивленно и с восторгом смотрела в его сторону, усаживаясь на место.

— Новые японские партнеры, в знак зарождающихся отношений, предложили недельный вояж в Японию на двух человек. Дорогу и гостиницу оплачивает принимающая сторона. Ну, как вам?

— Здорово. Это будет так романтично. И когда вылет, милый? — мама влюблено заглядывала в глаза отцу.

— Дорогая, к сожалению, я не смогу полететь вместе с тобой. Я в это время буду принимать гостей здесь, и по уши окунусь в работу. Ну... ты ведь понимаешь, котенок?

При мне он маму так никогда не называл. У меня все перевернулось внутри.

— Конце концов, ведь Дэн всегда мечтал о том, чтобы посетить страну восходящего солнца — отец вопросительно повернулся ко мне.

А вот здесь, можно и сделать одно маленькое лирическое отступление. На самом деле — Япония была моей страстью. В школе, среди моих друзей было много выходцев из Японии. Тайно от всех, я даже приобрел англо-японский разговорник, и пытался выучить их непростой язык. Обожаю фильмы Акиро Куросавы, обожаю японское аниме. «Семь самураев» смотрел раз семь. Все эти ниндзя, самураи, якудза, триады просто завораживали меня. А совсем недавно открыл для себя и другую Японию. «Шокирующая Азия» — документальная лента, перевернувшая мои представления не только о Японии, но и обо всем Востоке. Ну, а в японское порно я был просто влюблен. Да, Восток — дело тонкое, как говорил герой одного незабвенного фильма.

— Ну, я не знаю. У меня ведь тоже работа. Как раз сейчас мы высаживаем новые орхидеи — мама виновато посмотрела в мою сторону.

«Мама, какие орхидеи, к черту?» — кричало все мое нутро,... но я лишь со вселенской печалью и досадой смотрел ей в лицо. Слезы вот-вот брызнут из глаз.

— А к черту орхидеи. Да здравствует Япония — мама широко улыбнулась и, расставив руки, крепко обняла меня.

Вот оно счастье. Как мало человеку надо. Это был один из самых сладких мгновений в моей жизни. Я прижал маму к себе, что было сил.

— Отпусти, все ребра переломаешь бедной мамочке. Как я в гипсе в Японию полечу то? — смеялась мама, освобождаясь от моих объятий.

— Вот и чудненько. В понедельник порешаем все формальности и Goodbye California — Welcome to Japan.

За эти слова я был готов простить отцу все, я был готов забыть о его изменах, забыть о своей детской ревности, забыть об этом дурацком «Эдиповом комплексе». Ожидание нового необычайного приключения заполонило все мысли. Одиннадцать часов полета отделяет меня от мечты всей моей жизни. Одиннадцать часов рядом с самым дорогим мне человеком. Одиннадцать часов с женщиной, которую я люблю больше всего на свете.

Пассажиры мирно дремлют в своих креслах. Шторки на окнах «Боинга» опущены, салон еле-еле освещается приглушенным теплым светом. Я тоже пытаюсь уснуть, но вместо этого, не могу оторвать взгляд от маминого лица. Красивый профиль, влажные губы, волосы, кокетливо заложенные за изящное ушко, румянец на щеках, прикрытые веки с длинными ресницами, ритмически вздымающаяся грудь, виднеющаяся в прорези ее кофточки — как можно оторваться от такой красоты. Член, набухший уже основательно в джинсах — лишь подтверждение моим вышеозвученым мыслям.

Мама вдруг зашевелилась, повыше натягивая на себя плед. Она еще плотней прижалась ко мне, подобрав ноги под себя, и удобно устраивается в кресле в своей любимой позе — калачиком. Моя рука, до того мирно покоившаяся на маминых коленях, вдруг оказалось запертой между ее бедрами и животом. Пальцы инстинктивно зашевелились, стараясь найти и расстегнуть пуговицу на джинсах, и совладать с зиппером. На удивление, я быстро с этим справился. Пальцы сами скользнули под резинку маминых трусиков... и вот, они уже утонули в кучеряшках ее волос.

— Дэн, ну перестань. Ты опять за свое — сонно промурлыкала мама, шевеля своей попой, стараясь вытолкнуть мою руку обратно.

— Мам, ну, пожалуйста. Позволь мне только прикоснуться к ней.

Мама окончательно проснулась, и строго посмотрела на меня. Я старался изобразить такую мольбу и боль на своем лице, как будто от этого зависела вся моя жизнь. Мама обмякла и улыбнулась. Видать это подействовало, и, наверное, даже позабавило ее. — Ну, хорошо, но вот только то, о чем ты думаешь денно и нощно — не случится никогда. Ты ведь понимаешь... о чем я. Правда, Денис.

Она редко называла меня Денисом, только тогда, когда речь шла о серьезных вещах. А сейчас она говорила именно так: твердо и серьезно. Мой глубокий вздох досады, видать, не убедил ее.

— Нам ведь обоим было хорошо. Правда? Пусть это будет нашим маленьким секретом. Никто не должен об этом знать — не мигая, смотрела она

в мои глаза.

— И в НЕЧТО большее, о чем ты мечтаешь, это НЕ может перерасти. Грех это. Ты ведь меня понимаешь?

Я прекрасно все понимал. Разумом понимал, но сердце отказывалось.

Я еще больше хотел оказаться в том вожделенном месте, куда сейчас подбирались мои пальцы. Влажное тепло обволакивало мой настырный перст, податливо проникающий все глубже и глубже. Легкий стон сорвался с маминых губ.

— Дэн, прекрати — мне неудобно. Давай в другой раз — вдруг задыхаясь, проговорила она, и твердым движением вытянула мою руку.

Я машинально поднес влажный палец ко рту, чтобы вдохнуть знакомый запах, и почувствовать на языке самый лучший вкус в мире.

— О, господи — вдруг испугано, выкрикнула мама, и быстро охватив мой палец своей рукой, стала его вытирать.

От неожиданности я открыл глаза, как будто, проснулся от сладкого сна. Остатки крови, которые мама тщательно пыталась удалить с моего пальца, поблескивали в тусклом свете освещения салона.

— Блин, я думала они начнутся позже — мама бросилась рыться в своей сумке.

Нашла, наконец то, что искала — салфетки, быстро отбросила плед и, застегивая на ходу зиппер, побежала в сторону туалета. Благо, все пассажиры дремали в своих креслах, и на нее никто не обратил внимания.

Я начал понимать, что произошло. Значение выражения «критические дни» до меня стало доходить в каком-то саркастически-юмористическом ключе. Да, это случается именно в самый «критически неподходящий момент». Я даже засмеялся про себя этакому каламбуру.

Мама вернулась через минут десять, виновато глядя на меня.

— Извини, они должны были начаться на дня три позже. Наверное, перелет как-то повлиял?

— А сколько они будут продолжаться?

— Да дня три, четыре. А почему ты спраши... ? — вдруг оборвав на полуслове фразу, мама внимательно глянула на меня.

От неожиданности я замялся, не сообразив, что ответить даже, и только почувствовал, что краска заливает лицо.

— Ну, ты наглец. И не мечтай даже — мама отвернулась в другую сторону, всем своим видом демонстрируя, что разговор... и все остальное — закончено.

В аэропорту нас встречал тощий японец в очках с плакатом «Wilsons». Я быстро направился к нему. Он услужливо схватил мой чемодан, и согнулся почти пополам в поклоне, как умеют только жители Востока. «Вы одни?» — на ломаном английском не успел произнести он, как за моей спиной появилась мама (первым делом после прибытия, она, конечно же, заскочила в туалет). Высокая, статная белая женщина видать произвела впечатление на нашего встречающего. Он только открыл рот, и смотрел снизу вверх, из своего преклоненного состояния, на мою маму, грациозно поправляющую непослушные волосы.

Абсолютно новая, неизведанная жизнь восточного мегаполиса проносилась за окном такси. Незнакомые рекламные плакаты, незнакомые автомобили, незнакомая архитектура, необычные, куда-то постоянно спешащие люди. Темп жизни японского города — вот то, что поражает в первую очередь. Я вдруг осознал, насколько размеренной и обычной была моя жизнь в Сан-Франциско.

Номер отеля — небольшой, под стать низкорослым японцам. Две узенькие кровати, разделенные тумбочкой, телевизор-видеодвойка, телефон, стол, плательный шкаф — вот, пожалуй, и все убранство комнаты. А вот ванная комната — это нечто. Плитка, с драконами и пагодами, душевая кабинка с прозрачными пластиковыми и дверями, и чудо японской техники — унитаз с подогревом. На правом подлокотнике находился пульт с множеством кнопок, как у пилота вертолета. Унитаз одновременно выполнял функцию и биде. Эдакий японский вариант два в одном (как видеодвойка). Сиденье подогревалось, играла музыка, распылялся освежитель, и еще черт знает что, предназначение чего я так и не понял.

Первый день, до самого вечера мы провели в компании нашего гида. Он знакомил нас с окрестностями, провел инструктаж, как пользоваться транспортом, где поменять деньги, и вообще рассказал много полезностей, необходимых для туриста. Отужинав традиционным японским суши в уютном ресторанчике со стриптиз шоу, к моему большому удовольствию, мы, вымученные полусуточным перелетом, но полные новых впечатлений, наконец, дотащились до наших постелей... и заснули мертвецким сном.

Разбудило яркое солнце, бившее прямо в глаза. Вчера мы не опустили жалюзи, не до того было — слишком устали. Бросил мельком взгляд на кровать, стоящую рядом. Мама, по всей видимости, еще спала, повернувшись ко мне спиной, и свернувшись калачиком. Вскочив на ноги, подбежал к окну, теша себя мыслью еще подремать, если закрою жалюзи,... но рука так и замерла посредине, на ручке управления шторками. Вид утреннего города завораживал. Не знаю, сколько простоял так, как из оцепенения вывел голос, раздавшийся позади.

— И долго мы будем еще так красоваться?

Я недоуменно обернулся. Мама не спала, просто лежала в кровати и, улыбаясь, кивком головы показывала на мой пах. Я невольно опустил глаза. Член выпирал из плавок, демонстрируя утренний стояк во всей красе.

— Ты когда последний раз этим занимался?

— Да с неделю назад.

— Ну, сорри, ничем помочь не могу. Природа есть — природа — засмеялось она, похлопывая себя по выпиравшему из-под простыни бедру. Беги в ванную, позаботься о себе, а я тем временем теть Тане перезвоню. И вправду, про теть Таню мы совсем забыли. Отцу позвонили еще вчера, прям из аэропорта, сообщить, что долетели нормально.

Я подал телефонный аппарат маме просто в постель, и с глубоким вздохом разочарования, поплелся в ванную комнату. Дрочить совсем не хотелось. Удовольствие от мастурбации сейчас и рядом не стояло с тем кайфом, который я испытал после нашего с мамой сеанса mutual wank. Душ, правда, взбодрил, разогнав окончательно остатки сна и дурных мыслей. Закончив все утренние процедуры — вышел из ванной, всеми помыслами уже в будущих туристических достопримечательностях. Все, что мы хотели бы с мамой посмотреть, уже давно было расписано на целую неделю. В дневное время (мы так договорились с мамой) мы следовали моему списку — это исторические места, музеи, театры, прогулки по городу, а вечер отдавали на мамино усмотрение. У нее был свой список. Его набросала мамина coworker, у которой родители жили в Японии. Мамин список был довольно своеобразен: всевозможные шоу для взрослых, стрип-бары, массажные салоны, и прочие «вкусности». Вот почему, ID всегда приходится носить с собой.

— Мам, а чего сегодня по плану? — радостно вопросил я, выходя из ванной, и вытирая мокрую голову полотенцем.

Мама не отзывалась. Она, молча, сидела на кровати, в той же позе, в которой я ее оставил, и пустым взглядом смотрела в окно.

— Мам, что случилось? Что-то с тетей Таней?

Мама повернулась медленно в мою сторону. В ее глазах блестели слезы.

— С теть Таней все хорошо.

— Может с папой что случилось?

— С кем, с кем, а вот с ним, точно ничего не случилось — и она обратно отвернулась к окну, не сдерживая уже слез.

— Это со мной случилось — закричала она вдруг в истерике — поверила подлецу: чуть-чуть внимания, букетик дешевых цветов, ресторан на берегу океана — я глупая, и развесила уши. Еще о новой жизни размечталась. Дура набитая.

Она резко обернулась ко мне, глаза ее горели и сыпали искрами, рот перекосило от гнева.

— Представляешь, не успели мы еще взлететь, как эта стерва уже была у нас в доме. П-Р-Е-Д-А-Т-Е-Л-Ь.Все — с ним покончено, нет у меня семьи с этой минуты. — Как нет семьи, а как же Я? — тихо промямлил, боясь взглянуть в ее глаза.

Казалось, она сейчас, как Кэрри из романа Стивена Кинга, прямо испепелит меня взглядом. Метнув в меня молнию, она, как будто очнувшись, вдруг обмякла вся, и в какой-то немой безнадеге и мольбе, протянула ко мне руки. Я бросился в ее объятия. Исступленно лобзая ее лицо, высушивая своими поцелуями остатки ее слез — гладил спутавшиеся волосы, целовал руки, глаза и шею. Мама отвечала тем же. Мы держали друг друга в объятиях, и целовались, целовались, целовались...

— Поклянись, что ты никогда меня не предашь, и не бросишь — оторвала она, наконец, мое лицо от своего, и словно заглядывая прямо вглубь души, смотрела на меня — прямо в мои глаза

О, как хорошо я знал этот взгляд. Я, точно так же, пристально, не мигая, старался смотреть на нее. Казалось, беззвездная чернота ее очей светлела, как небо после грозы, и мой взор проникал все глубже и глубже. Она, словно, впускала меня в самые темные закоулки своего внутреннего мира.

— Никогда, мам. Клянусь. Никогда.

Сегодняшний день мы провели в Киото — древней столице Японии. Бродили среди деревянных пагод, карликовых деревьев и валунов каменного сада. Мама постепенно оттаяла, ведь японский садик — это ее тайная страсть. Она всегда мечтала развести что-то подобное дома. К вечеру это была уже та мама, которую я знал несколько недель назад. Это снова была МОЯ МАМА. Насмешливый взгляд, многозначительная улыбочка, подтрунивание и насмешки при каждом удобном случае. А этих случаев я предоставлял вдоволь. Специально говорил какие-то несуразицы, задавал глупые вопросы. В общем, делал все, чтобы она забыла тот злополучный утренний звонок. Мы гуляли по улицам древнего города, держась за руки, как влюбленные. Я даже стал замечать на себе взгляды случайных прохожих. Они сначала с любопытством смотрели на нас, а потом просто улыбались. Мама в самолете что-то говорила о новых красках. Так вот — здесь и сейчас, в далеком Киото, мир и засиял для меня во всех красках и цветах радуги.

Все было необычно в этой Японии — все было прекрасно. Но, вот утро было настоящим мучением. Онанировать я отказывался принципиально, и это стало приносить уже проблемы. Тупая, острая боль внизу позвоночника, и сильная эрекция разбудила меня в то утро. Ворочаясь с боку на бок, пытаюсь найти место поудобней, чтобы заглушить внезапную вспышку боли. Взгляд случайно остановился на очертаниях маминого тела под тонкой простыней. Краешек простыни сполз, и оголил ее чудную попку. Что-то инородное, явно выпирало из клинышка промежности ее темных плавок, делая ее, эту промежность, неестественно припухлой. Ну да — я даже застонал от острой боли — критические дни. «Против природы не попрешь» — вспомнились мамины слова. Но рука уже, помимо моей воли, потянулась к вожделенному месту. Ведь вот оно совсем рядом — достаточно лишь протянуть руку. Теплые упругие ягодицы под моей ладонью вызывали знакомое покалывание в кончиках пальцев. Правда говорят: когда член стоит — мозг уже не соображает. Средний палец сам уже скользнул в горячую ложбинку меж ее белых полушарий. Припухший бутончик ануса податливо раскрылся, впуская мой обнаглевший палец. Вот уже целая фаланга утонула в коричневом запретном отверстии.

О-о-о-о-у — как там было горячо и плотно.

Мама, видать, тоже прочувствовала мое незваное вторжение в ее Taboo place. Она резко приподняла голову, привставая немного на руках, и спросонок, еще до конца не осознавая, что происходит, промямлила.

— Дэн? Чего тебе?

Я резко откинул простынь, демонстрируя весь свой наболевший стояк. Побагровевшая bulbous head покинула уже свое убежище крайней плоти, и требовала внимания.

— О, Господи. Так ведь день-два осталось. Ты не можешь подождать? — сквозь сон тихо простонала мама, явно не довольная, что ее разбудили.

— Не могу, мам. У меня все уже болит внизу спины.

Это возымело эффект. Мама сразу проснулась, и обеспокоенно посмотрела на меня. Не говоря ни слова, она уселась на постели, взбила подушку и прислонила ее к спинке кровати.

— Иди ко мне.

Меня дважды просить не надо. Через секунду я уже сидел рядом с мамой, прислонив свою «больную» спину, на заботливо приготовленную подушку. Не успел я даже устроиться поудобней, как...

— О-о-о-о — теплая влажная волна покрыла головку моего члена.

Мамина рука нежно теребила яички, а голова размеренно двигалась сверху — вниз. Нет, нет — я должен это видеть. Я должен видеть, как мой член исчезает между маминых влажных губ. Закинув ее неподатливые волосы на другую сторону, и чуть наклонившись вбок — дало мне прекрасную возможность видеть все волшебное действо. Наблюдать за маминой «работой» было просто эстетическим наслаждением. Я не говорю уже об умопомрачительном физическом кайфе. Больше двух минут мне не продержаться. Но, что это были за две минуты...

Нескончаемый поток спермы выплеснулся из маминого рта, и густыми ручьями потек по моему стволу. Мамочка не успевала глотать, гортань в конвульсиях пульсировала, как гофрированный шланг, не успевающий справиться с чрезмерным потоком.

— Протеина на сегодня достаточно — счастливо улыбаясь, промурлыкала она, облизывая мой огромный «чупа-чупс».

— Не хватает еще простыни запачкать. Что о нас обслуживающий персонал подумает? — слизала она последнюю каплю.

— Позавидует, наверное. Не часто ведь такое увидишь? — довольный, развалился я на маминой постели, закинув руки за голову в утренней неге.

— Кстати, на счет «увидишь». У тебя нет ощущения, что за нами кто-то наблюдает.

— Да, нет — отвечаю я, удивившись ее странному вопросу — ничего такого не замечал.

— Показалось, наверное — мама хмыкнула в ответ, и направилась в душ.

Следующие несколько дней прошли как в сказке: днем музеи, достопримечательности, вечером — всевозможные шоу, стриптиз-бары. Кое-где на нас с мамой смотрели с нескрываемым восторгом, а кое-где и с осуждением. За кого нас принимали? За супружескую пару? За любовников? Не знаю, но мне было по барабану. Нам было просто хорошо вместе. Самой большой проблемой был, конечно же, язык. Это только русские думают, что во всем мире обязаны знать русский язык. Точно так же думают и самоуверенные янки — все должны разговаривать на английском. Уверяю тебя, дорогой читатель — это совсем не так. Лишь некоторые работники отелей (дорогих отелей — а наш, как вы понимаете, к такой категории не относится) могут сносно общаться на английском с ужасным акцентом. В магазинах, кафе, барах приходится изъясняться на мигах, и тыкать пальцами в меню, как обезьяна. И не представляете, какое удовольствие встретить здесь человека, говорящего на твоем родном языке — не обязательно и земляка.

На одном из стрип-шоу мы и встретили такого человека. Быстро разговорились, и уже к концу беседы, он посоветовал нам обязательно посетить шоу в клубе мистера Ватанабэ. О местоположении клуба и его названии, мы и не догадались спросить, а на следующий день уже и не у кого было спрашивать — человек уехал.

Расспросы местных торговцев, метрдотелей, официантов не дали никаких результатов. О загадочном клубе никто ничего не слышал, а может, и слышал, но говорить не хотел. Для мамы этот злополучный клуб стал просто навязчивой идеей — идеей фикс. Она вопрошала о нем всякого встречного и поперечного — но все тщетно. Прям фантом какой-то, а не клуб.

Нашего вояжа в страну восходящего солнца оставалось лишь три дня. Нужно было провести его с максимальной отдачей. О странном клубе как-то забылось понемногу, а вот как я мог покинуть Японию, не приобретя несколько кассет любимого японского порно — это уж никак. Честно говоря, я собирался сам нанести визит в ближайший видеомагазин, который заприметил уже давно, но мама решила составить мне компанию.

Дверь наполовину темного, полуподвального помещения скрипнула — и мы оказались в «Мекке» эротоманов и любителей порно. Несколько посетителей что-то выискивали меж стройных рядов видеокассет с яркими броскими обложками. Казалось, никто не обращал на нас никакого внимания. — Спроси у парня за прилавком — мама вдруг подтолкнула локтем меня вперед.

— Чего спросить? — недоумевал я.

— Чего? Чего? О чертовом клубе — передразнила меня мама.

— А почему я?

— Да потому, что двух последних расспрашивала я.

Недовольно хмыкнув, но делать нечего, — подошел к прилавку. Худой высокий парень, а может и мужчина (трудно определить возраст этих, на одно лицо, японцев) равнодушно перелистывал порножурнал. Я прочистил горло, стараясь привлечь его внимание, но без малейшего успеха.

— Клуб мистера Ватанабэ... — начал было я.

— Американец? — парень оторвал глаза от журнала.

Я радостно закивал головой.

— How can I help you? — на ужасном английском произнес он.

Окрыленный надеждой, я принялся объяснять ему суть моего вопроса. Внимательно выслушав, он лишь произнес одно слово — No, и дальше уткнулся в свой журнал. Я разочаровано оглянулся на маму, ища поддержки. Она только пожала плечами.

— Пойдем лучше поищем приличный ресторан. Кушать больно хочется — голод не тетка — произнесла вдруг мама, совершенно забыв об изначальной цели нашего визита.

— Good restaurant? — оживился наш собеседник.

Откуда не возьмись, в руках у него появился флаер с рекламой какого-то заведения, который он и попытался всучить мне.

— Good Food. You like it — c интересом, оценивающим взглядом, он посмотрел на маму.

— O-key. Thank you — взяла мама флаер из его рук, и направилась к выходу.

Мы покинули странное заведение та ничего и, не прикупив, и направились вниз по улице. Людей было довольно мало в такую рань, только несколько случайных прохожих.

— Да это совсем рядом, в двух кварталах отсюда — взял я флаер из маминых рук и прочитал адрес.

— Обычно местные знают, где хорошо кормят. Правда, это парень мне не внушает доверия. Выглядит полным идиотом. Но деваться некуда, кишки марш играют.

У меня, честно говоря, в животе тоже урчало. Суши сушами, а хотелось уже чего-то поосновательней. Через десять минут я уже толкал входную дверь. Внутри было уютно... но пусто.

— Закрыто, наверное, еще — мама вопросительно глянула на меня.

— Are you open? — спрашиваю неуверенно, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Yes, yes — отвечает вдруг миловидная пожилая японка, невесть откуда, появившаяся прямо перед нами.

Через мгновенье мы уже сидели за небольшим столиком, и две ароматные чашки чая дымились перед нами.

— Заказывай чего-нибудь. У тебя лучше получается. Я все равно ни бельмеса не понимаю в этих иероглифах.

Ну, вот, опять я. Дернул меня черт похвастаться моим англо-японским разговорником. Пожилая японка стояла молча, склонившись в раболепном поклоне, ожидая заказа. Я, было уже, приготовился тыкнуть пальцем в знакомые буковки, как дверь широко распахнулась, и высокий статный, седеющий джентельмен, одетый в отличный деловой костюм, появился на пороге.

— О, у нас гости — на приличном английском, практически без акцента произнес вдруг он, и уверенно направился к нашему столику.

— Извините за мою беспардонность. Разрешите представиться. Я хозяин этого заведения. Мое имя — мистер Шигиро. Я вижу у вас трудности с выбором. Разрешите мне отрекомендовать вам несколько блюд. Уверяю, вы не пожалеете.

— Конечно, конечно. Мы будем только рады — защебетала вдруг мама, явно очарованная этим незнакомцем, появившимся вдруг из ниоткуда, как принц на белом коне.

Он шепнул несколько слов стоящей до сих пор, как мумия японке, и жестом отослал ее на кухню.

— Разрешите присесть и составить вам компанию?

— Да, да, конечно. Извините, что раньше не предложила.

— Да что вы — это я должен извиниться, что так бесцеремонно нарушаю ваш завтрак.

И полилась река этой словесной чуши: «а не будете ли вы так добры... , а не затруднит ли вас... , а не оказали бы вы мне одолжение...», и так далее и тому подобное. Дальше пошла речь о погоде, местных красотах и прочей чепухе. Слава Богу, появилась японка, неся перед собой что-то ароматное на миниатюрных тарелках, и прервала весь этот словесный понос. Мы сразу накинулись на аппетитно выглядевшие блюда. Черт возьми, как вкусно.

— Не знаю, что это, но чертовски вкусно — прошамкала мама с полным ртом, с благодарностью поглядывая на мистера Шигиро.

Тот только улыбался в ответ, отхлебывая из маленькой глиняной кружки. Это все — что принесла ему японка. Зато для нас она выносила блюдо за блюдом.

— А вы откуда? — поинтересовался вдруг наш галантный незнакомец.

— Калифорния, Сан-Франциско.

— О-о-о. Золотой штат.

— Вы там бывали?

— Да, неоднократно — мистер Шигиро загадочно улыбнулся.

— У меня небольшой бизнес в Штатах. Поставляю экзотические морепродукты в дорогие рестораны.

— И как продвигается бизнес? — осмелился я, наконец, встрянуть в разговор.

Он внимательно посмотрел на меня, как будто только что заметил, но, тем не менее, вежливо ответил.

— По стране, в общем-то, неплохо. А вот в Сан-Франциско, как раз, и не очень. Трудно торговать рыбой в городе на берегу океана — засмеялся он вдруг, оголяя безупречный ряд белых зубов.

— Но это, скорей всего, не проблема локации, а проблема плохого менеджмента. Менеджер у меня там никудышный. Давно намереваюсь сменить его, да вот только достойной кандидатуры из местных, все никак подобрать не могу.

Он обратно обернулся к маме, утратив ко мне всякий интерес. Мама ему явно нравилась.

— О, извините, ради Бога, я совсем не отрекомендовалась. Меня зовут Эллен — на английский манер представилась мама, обворожительно улыбаясь. Казалось, она, вот-вот расшаркается перед этим щеголем.

— Очень приятно, мисс Аллен, или, извините, миссис... — привстал, поклонившись, мистер Шигиро, и глянул в мою сторону.

— Ведь это ваш муж?

— О, нет. Что вы, что вы? Это мой сын — Денис — почему-то краснея, ответила мама.

— В самом деле? Приношу извинения за мое бестактное предположение — взглянул он на меня в сей раз с каким-то странным любопытством.

— Ну, что вы, что вы? — промурлыкала мама — я даже польщена — и она впервые за весь разговор тепло взглянула на меня.

За этот взгляд я был готов простить все ее кокетство с незнакомцем.

— Большое спасибо за завтрак, Все было великолепно. Сколько мы вам должны? Вы кредитные карты принимаете? — решил я прервать, наконец, затянувшийся флирт.

— Что вы, что вы? Это за счет заведения. Не часто встретишь таких милых и приятных людей — согнулся в поклоне мистер Шигиро, целуя маме руку.

Мы уже было собрались уходить, как мама, будто вспомнив что-то, обратилась вдруг к незнакомцу.

— Мистер Шигиро? Слышали вы хоть что-нибудь о таком загадочном месте, как клуб мистера Ватанабэ?

Холеный японец улыбнулся, демонстрируя еще раз свои идеальные зубы.

— Конечно, слышал. Название вам, правда, ничего не скажет, но называется он «Kinshinsokan Monogatari».

— Невероятно, вы первый человек, который хоть что-то слышал об этом загадочном месте.

— Не только слышал, но и бывал — Шигиро многозначительно улыбнулся.

— И в чем же его секрет? — не унималась мама.

— Здесь слова не помогут, лучше всего увидеть все своими глазами. Правда, есть одна проблема. Клуб — заведение закрытого типа. Вход только членам клуба.

— Как жаль, как жаль, а звучит очень интригующе и заманчиво.

Мистер Шигиро выдержал почти театральную паузу, и продолжил, все так же широко улыбаясь.

— Но к счастью, владелец клуба, господин Ватанабэ — мой хороший приятель.

Он взял одну из салфеток и быстро написал адрес и накидал схему проезда.

— Вот, пожалуйста. А вот с этой карточкой, у вас не будет проблем при входе в клуб — с этими словами он достал из портмоне позолоченную тисненую визитку, и протянул маме. — Здесь на обратной стороне мой номер телефона. Будут проблемы — звоните, не стесняйтесь. Был рад с вами познакомиться. Да, кстати, сегодня суббота, и в клубе — вечернее представление. Начало в 19—00. Не опаздывайте. Вам понравиться. Обещаю.

На этой радостной ноте мы и расстались с нашим новым другом. Я бы, конечно, не стал называть его другом. Уж что-то приторно сладкое, и больно неестественное было во всем его поведении. Складывалось впечатление, что он обхаживает нас. Хотя, скорее всего, это часть японского традиционного гостеприимства, или он просто ухлестывал за моей мамой. Да и мама, к моему большому сожалению, была без ума от него.

— Кстати, это место недалеко отсюда. Всего две мили. Можем взять такси — стал я разбираться в карлючках Шигиро, чтобы хоть как-то опустить матушку на грешную землю.

— Зачем такси? Отличная погода. Прогуляемся? — и она с энтузиазмом ухватила меня под руку.

Загадочное место мы нашли довольно быстро, благодаря детальному плану мистера Шигиро. Небольшое, неприметное здание, утопающее в зелени, совсем не походило на клуб. Ни вывески, ни рекламы, только массивная резная дверь с позолоченными ручками, и небольшая парковка рядом.

— Странное место, но я надеюсь, что это — оно.

На всякий случай я еще дернул дверь несколько раз, но она была заперта. Несолоно нахлебавши, мы отправились в обратный путь.

Весь день мама была как на иголках. Никак не могла дождаться вечера, чтобы, наконец, удовлетворить свое любопытство и разыгравшуюся фантазию. Без четверти семь мы подкатили на такси, и снова оказались перед заветной дверью. Только на сей раз, она была приоткрыта, и огромный лысый детина с двойным подбородком, загораживал вход вовнутрь. Ни дать, ни взять — якудза из японских гангстерских фильмов. Мельком взглянув на нашу позолоченную карточку, даже не прикоснувшись к ней, он широко распахнул дверь, и повел нас вниз узким слабо освещенным коридором. Стены коридора были разрисованы картинками под старину, и явно, не сценами из сельской жизни. Внизу нас встретил другой секьюрити. Жестом, указав нам снять обувь, он терпеливо ждал, согнувшись в полупоклоне, после чего провел нас, наконец, в святую святых.

Полуосвещенное, уютное помещение, с полукруглой сценой посредине, девушки-стюарты, из одежды на которых — только кружевной белый передник-фартушок. Soft jazz music, и приглушенные голоса гостей только наполняли атмосферу клуба.

— Найди столик поудобней, а я схожу за выпивкой — мама скрылась в направлении барной стойки.

Приспособившись к слабому освещению, первым делом, я почувствовал десятки пристальных глаз, ощупывающих меня с ног до головы. Прямо перед собой заметил пустой столик — и поспешил его занять. Усевшись поудобней, и поборов первое смущение, окинул взглядом зал. Вокруг сидели люди, судя по костюмам и вечерним платьям, довольно респектабельные. Мамина мини-юбка, и кофточка, демонстрирующая полгруди, и молоденькие официантки, сверкавшие голыми попами, и сновавшие вокруг, казалось, были здесь совсем неуместны.

— Live sex show — мамин возбужденный голос прозвучал прямо над моим ухом.

Я даже не заметил, как она подошла, занятый созерцанием.

— Виски и кока-кола — ставила она напитки на столик, не сводя глаз со сцены.

И вот только теперь я взглянул на сцену. Люди, сидящие спереди, ближе к сцене, немного загораживали вид, но, тем не менее, все, что там происходило, было сносно видно, и заставило меня нервно заерзать на стуле.

— Я никогда раньше не видела живых секс-шоу.

— Ничего особенного, говорят, этого добра в Амстердаме навалом — равнодушно ответил я, стараясь за показной бравадой, скрыть свое смущение.

— А почему столик так далеко от сцены? Поближе не было? Ничего же не видно.

— Мне и так все хорошо видно, ближе не надо.

— Ты, что? Смущаешься?

— Совсем нет. С чего ты взяла?

— Ну, ты как хочешь, а я пересаживаюсь поближе, Вон ведь столик у самой сцены. Надумаешь — подходи.

С этими словами, мама сгребла свои виски с кока-колой, и завиляла бедрами, протискиваясь между столиков. Я с облегчением вздохнул и поправил джинсы. Не очень то хотелось смущать маму своим образовывающимся бугром спереди брюк. Все внимание было поглощено происходящим на сцене.

Худосочная задница, двигающаяся ритмично между обнаженных ног партнерши — вот и все, что я мог видеть со своего места. Ни лиц, ни тел... зато прекрасно слышно было стоны, издаваемые парой, занимающейся сексом в миссионерской позиции прямо на глазах у публики. Но вот, парень быстро отстранился от партнерши, привстал на колени... и плотная струя сем