Хищница
20.30. Вика.
Весна. Вечер… Странное состояние между усталостью и сном; время, когда один мир сменяется другим — более манящим, праздничным, не-будничным, с небрежно наброшенным на плечи флёром таинственности… обманчивым…
Город… Странный живой и вечно живущий, непобедимый никакими бактериями и болезнями организм, разлагающийся, но живучий, словно Дункан Маклауд; днём — работающий, вечером — притаившийся, чего-то ждущий, ночью — дождавшийся и наслаждающийся, словно в последний день своей жизни… Привыкший к дневному свету глаз воспринимает загорающиеся фонари, окна, фары машин как что-то резкое, чересчур нарядное… Круговорот.
Дом… Обычная панельная многоэтажка в не самом престижном районе, сверху и издали похожая на пришвартованный «Титаник» — в паутине спутниковых тарелок, в зажигающихся по очереди уютных окнах, за которыми — своя жизнь, недоступная глазу и пониманию, но так провоцирующая на вуайеризм и фантазии…
Квартира… Примерно в середине дома, ничем не примечательная «однушка» с небольшой уютной кухней и нишей в стене — по последней моде застройщиков, — которую по желанию можно превратить в гардероб, спальню, компьютерную, во-что-угодно…
Комната. Девушка. Одна.
Она только что вышла из душа; длинные, до лопаток мокрые роскошные чёрные волосы под светом люстры угольно блестят, отливая «чёрным золотом», похожие на расправленные крылья вот-вот готовящейся взлететь красивой, гордой и самоуверенной птицы. Полностью обнажённая, она сидит на кровати, спиной к двери из коридора в комнату, подогнув под себя так красиво контрастирующую с её волосами белоснежную ногу; расчёсывается, не глядя в зеркало, встроенное в шифоньер.
Мельком, время от времени, она бросает взгляд на смартфон, на экране которого регулярно вспыхивают подсвеченные синим новые сообщения от её виртуальных друзей по перепискам — она в «он-лайне». С каждой минутой сообщений становится всё больше — она популярна на том ресурсе, где «висит» её анкета. Иногда девушка берёт смартфон и пробегает сообщения глазами; улыбается — то глазами, то ртом, — кое-кому отвечает…
Одному из таких счастливчиков она, с минуту подумав, пишет:
« Пойду сегодня в клуб. Сниму девочку. Так ласки хочется, нежности…)))»
Через минуту приходит ответ — восхищённый смайлик-поцелуй и подпись: «Ты прям как мужчина…»
Она, слегка задумавшись о своём (фигура напрягается, как бы в ожидании удара), быстро набирает и посылает ответ, сопроводив его ответным смайликом, так разнящимся с грустным, почти личным содержанием:
«Когда вокруг одни мужчины, иногда забываешь о том, что ты — женщина…»
Появись это сообщение на каком-нибудь интернет-форуме, оно бы обязательно собрало десятки, если не сотни неистовых «лайков». Но девушка — всего лишь в вечернем чате, поэтому вместо форумных восторженных оповещений ей приходит ответное сообщение с очередным комплиментом — на сей раз её уму и оригинальному взгляду на жизнь. Затем следует вопрос:
«Вика, у тебя всегда так легко получается с девушками… Скажи, как ты знакомишься, как ты понимаешь, что она сегодня готова стать твоей?»
Она запрокидывает голову — волосы мягко, почти интимно скользят по спине, словно руки будущей любовницы — и беззвучно, озорно смеётся, полузакрыв глаза — иногда её забавляет наивность виртуального поклонника. Отсмеявшись, она набирает ответ — словно по вдохновению:
«Малыш, это всегда видно)))…»
Разговор для неё окончен; пора собираться.
Девушка встаёт — словно Афродита, вышедшая из морской пены. Со стороны улицы на фоне бордовых штор силуэт её тела в сочетании с сохнущими волосами смотрится, наверно, очень волнительно и возбуждающе. Но она об этом не думает — да и нечего стесняться. Молодая, красивая, любит себя и своё тело — к чему смущение?
Она подходит к зеркальному шифоньеру, открывает дверцу, выбирает себе наряд. Сегодня она должна быть соблазняющей, но стильной — ей не надо махать красной тряпкой перед мужским полом, чтоб на неё набросились все изголодавшиеся по свежему сочному телу мужчины. Ей сегодня нужно другое…
И через полчаса из зеркала на неё смотрит не Афродита, а Диана-охотница.
Высокая — вровень с зеркалом. Стройная, изящно и пропорционально сложенная. Высокий умный лоб, зелёные глаза, умеющие гореть разным огнём — тёплым и обжигающим, — умеющие смотреть ласково и насмешливо, нежно и язвительно. Правильной формы лицо, маленький, чуть вздёрнутый непослушно носик. Небольшие, но полные губы, знающие вкус самых разных поцелуев и умеющие дарить самые разнообразные ласки. Изящная шея. Маленькие ушки с еле заметными серёжками. Высокая дерзкая грудь с острыми небольшими сосочками-вишенками, плоский живот. Длинные ноги. На ней — белый обтягивающий топик и белая же, длинная, почти до пят юбка с вырезом до бедра. На запястье — пара браслетов. На ножке — еле заметный ножной браслет. Минимум маникюра — он только обозначен нежно-розовым, почти перламутровым цветом. Минимум помады — только подчеркнуть контур губ. Минимум теней — лишь усилить загадочность длинных ресниц.
И самое главное — без белья.
Она оглядывает себя в зеркало. Вроде всё в порядке… но какой-то детали, какой-то мелочи всё равно не хватает… С минуту подумав, девушка подходит к прикроватной тумбочке, достаёт из лежащего на ней дорожного несессера небольшой золотой кулон на длинной цепочке; держа на ладони, разглядывает его нежно, почти благоговейно; губы еле подрагивают — то ли шепчут нечто, не предназначенное для посторонних ушей, то ли сдерживают непрошеные слёзы… Наконец, встряхнув головой, она надевает кулон. Снова — к зеркалу. Всё — образ готов.
Ещё несколько минут — и она обувает чёрные туфли на высоком каблуке, берёт неброскую маленькую сумочку, последний раз смотрит на себя в зеркало, довольно и чуть высокомерно улыбается контрасту и выходит в подъезд.
Щёлкает замок. Ключ отправляется в сумочку.
Хищница вышла на охоту.
22. 00.
***
20. 30. Ира.
— Саша, ты скоро будешь?
Тихий голос — она не умеет кричать, не так воспитана. Но в нём внимательный слушатель услышит вибрирующие, готовые прорваться наружу слёзы. Правда, её собеседник вряд ли относится к таким слушателям.
— Котик, прости, — слышит она сочный уверенный голос мужчины без капли раскаяния. — Я всё помню, но у меня очень важная деловая встреча. От неё зависит наше будущее. Я поздно буду, за полночь. Не обижайся.
— Ну как «не обижайся», Саш? Ну… ну как же?… — Она не кричит; её вопросы больше похожи на недоумение мaлeнькoй дeвoчки, которую поставили в угол и не объяснили, за что. — Мы с тобою уже два года нигде не были. Ты всегда, всё время занят. А у нас такой повод — сам ведь знаешь… Разве нельзя было все встречи отменить? Один день — я просила всего один день для нас…
— Зайка, не истери. — Голос мужчины становится нетерпелив. — Сегодня, завтра… какая разница? Будет тебе ресторан, будут тебе и ужин, и танцы до утра… всё будет. Но мы живём с моего бизнеса, сколько раз тебе это говорить? Мы всюду будем, всюду сходим, ну получилось у меня так сегодня. Ты получила цветы?
Молодая женщина бросает взгляд на огромную корзину «Ванды» — её любимого сорта орхидей.
— Получила, — говорит она. — Спасибо тебе. Очень красивый букет. Но… Саш, зачем мне такие цветы, если тебя нет рядом?
— Зая, я прошу тебя, в самом деле… — Краски нетерпения в мужском голосе — всё гуще, к нему примешивается оттенок скуки. — Тебе скучно дома? Ну посиди с подругами, сходи с ними куда-нибудь… Ну я, правда, занят. Всё, целую, пока…
— При чём здесь… — начинает было она, но её собеседником уже становятся гудки.
Она вздыхает, выключает телефон и с досадой кидает его, ставшим внезапно ненавистным, в угол дивана; несколько минут сидит, подобрав ноги, уставившись в стену. В голове всё ещё вертится неоконченный разговор, проскакивают невысказанные слова, которые, может, заставили бы его всё бросить, приехать домой, побыть с ней, пойти с ней… «размечталась! Дело превыше всего!» — тут же передразнивает её надежды бесёнок цинизма.
Подруги… Да какое отношение эти подруги имеют к их дню? Даже вечно язвительная Лизка, которая их когда-то и познакомила — она-то здесь при чём? Она и так ей когда-то неплохо проставилась — якобы за сводничество…
И ведь он наверняка врёт. Ну не может быть такого, чтобы за один день всё резко поменялось! Она, конечно, далека от всех этих дел Большого Бизнеса и не вникает во всякие его нюансы — ей и своей работы хватает, — но ведь ещё вчера всё было так замечательно, обо всём ведь договорились, всё решили… И — всё, как всегда, как все последние два года, с тех пор, как у него всё наладилось: почти каждую ночь — звонки, после которых он куда-то мчится, друзья, ставшие партнёрами, дела, бизнес, встречи — то формальные, то неформальные, то с запахом дорогого алкоголя, то с плохо вытертой помадой на рубашке, которую она старается не замечать, брезгливо бросая его вещи в машинку…
Он сам хоть помнит, когда и куда они в последний раз ходили вместе?..
«Ванда»… Он хотел откупиться «Вандой»… Небось заказал её за неделю — в нашем городе такого с бухты-барахты не купишь. То есть, он заранее знал, что сегодня ничего не будет?… Ненавижу…
К чёрту: «балу — быть!» И на этом балу она не будет выглядеть Золушкой — она будет королевой! Неважно, что не будет зрителей — нет, они-то, конечно, будут, но — не те… Важно то, что она будет себя так чувствовать.
Так… Что пристало надеть королеве по случаю её вынужденного одиночества?
Лифчик-стринги — классический вариант. Чёрное кружевное платье до колен с воротником-бархоткой и кружевной же белой подкладкой. Туфли-шпильки. Русые волосы — в незатейливую причёску. Немного подкраситься. Подвести глаза…
Всё?..
Она с некоторым сомнением смотрит на предательски желтеющее обручальное кольцо — снять?… Если она его сейчас снимет… готова ли она к тому, что может произойти? —
«Так это может произойти и с кольцом… « —
«А обязательно ли это должно произойти?» —
«Смотря, чего ты хочешь на самом деле…»
Раздумывая, она смотрит на себя в зеркало — сначала критически, затем — снисходительней, ещё позже — откровенно любуясь. «Ну хороша ведь… всё ж на месте. И грудь упругая, и фигура супер, и попка ещё ничего. И с лицом всё в порядке. Все подруги ещё завидуют. Чего этому Сашке не хватает? Вот она я вся — рядом хожу. Протяни руку, хватай, вали куда видишь — и пользуйся… Что не так-то ему, а?… —
А ведь что-то не так. Иначе не тянулось бы это молодое, прекрасное тело вслед за ладошками, когда я хотя бы нечаянно провожу ими по нему…»
Она снова переводит взгляд на обручальное кольцо; смотрит… думает… наконец улыбается… и принимает решение…
22. 30.
* * *
22. 30. Вика.
Клуб недалеко — пара-тройка кварталов от её дома. Она не спешит — наслаждается лёгким неторопливым шагом, весенним вечерним запахом, воздухом, который коварно заменяет бегущую по венам кровь, добавляя в него уже привычный для Вики азарт, но азарт другого происхождения — не такого, к которому она привыкла. Каждый шаг даётся ей всё легче и легче; за спиной остаются какие-то невидимые цепи; кажется, ещё минута — и она взлетит-побежит, но не от спешки, а от радости ощущения полноты весны, жизни, воздуха, полёта… Сколько встречных людей провожает сейчас её взглядом? сколько водителей невольно притормаживают, любуясь этой диковинной — заморской? — птицей?..
Охранник возле клуба скользит по её фигурке взглядом, на миг его равнодушные глаза оживают, хотя по статусу ему вроде бы и не положено — мало ли красоток ему приходится пропускать в клуб, навстречу приятному вечеру и горячей ночи?
Девушка заходит внутрь; осматривается — глаза привыкают к блестящему полумраку. Немноголюдно — правда, ещё и не клубное время. Примерно на четверть заполнена зона «чил-аут», танцпол — пока — сверкает одиночеством. Откуда-то сверху, приглушённо звучит медленная музыка, обволакивающая интимом. Бар находится наискосок от входа, справа и чуть в глубине, поэтому она не сразу его замечает. Заметив же его, Вика не торопясь, немного даже рисуясь, идёт в ту сторону; усаживается на высокий табурет; заказывает мохито — освежиться, взбодриться, настроиться… Как бы случайно в разрезе юбки показывается нога, соблазнительным светом вливающаяся в общее сверкание паутины вечернего разврата.
— Вы позволите?… — Голос возникает сзади, перемещается направо, и сразу же по бокам девушки оказываются два смазливых, стильно одетых парня. На лицах — улыбки, в глазах — уверенность, ожидание и предвкушение: они знают, как надо нравиться девушкам…
Выдерживая паузу, она медленно отпивает коктейль, осматривает предсказуемых соседей… («двое из ларца, — мелькает ехидная мысль. — Даже похожи чем-то… «). Уголки губ чуть изгибаются в скрытой улыбке…
— Вы из эскорта? — грудным низким голосом звучит в ответ насмешливый вопрос.
Парням вряд ли приходилось встречать такой приём, поскольку они обмениваются за её спиной слегка недоумёнными взглядами. Затем «левый» произносит:
— Девушка, зачем же сразу так?… Просто у нас с Костей сердце кровью обливается, когда мы видим скучающую красивую девушку. Это же вселенская несправедливость…
— То есть, вы — борцы с несправедливостью из «службы спасения»? — уточняет Вика.
— Именно так, — отзывается «правый». — Только костюмы свои в химчистку сдали, вот и пришлось одеть другое. Более цивильное.
— Ах… тогда простите женщину. — Девушка обворожительно улыбается обоим, снова отпивая из своего бокала. — Вы ж не сердитесь на меня за мою бестактность? Просто сейчас так часто встречаешь молодых людей, которым подавай одни развлечения…
— Не-не-не, мы не такие, — спешит заверить её «левый». — Мы вообще с самыми серьёзными намерениями. А то вдруг вашей маме зять нужен, а мы упустим такой шанс…
— Или зятья, — с видимым удовольствием подхватывает нехитрый флирт Вика. — Мальчики, я телефон дома забыла, а то бы я обязательно сейчас позвонила своей маме и уточнила бы у неё этот вопрос.
Парни оживляются. «Правый» решает, что надо переходить к более активным действиям, и подзывает бармена:
— Сделайте, пожалуйста, коктейль для девушки… Какой вам заказать? — эта фраза уже адресуется Вике.
Она снова выдерживает паузу, словно давая возможность парням одуматься, отступить, передумать; затем поворачивается к выжидающему бармену и милым невинным голосом произносит:
— «Mаrtini оn thе rоck», пожалуйста. Если мaльчики не возражают…
Ещё с пол-минуты понаблюдав за поистине стробоскопической сменой выражений на лицах присутствующих, не исключая и бармена, Вика с понимающей улыбкой добавляет:
— Можно без бриллианта. Но по той же цене. Я знаю, что это — не Нью-Йорк, я знаю, что нарушила правила и заказала коктейль раньше, чем за трое суток. Но я сама только вчера приехала сюда. И потом — мaльчики такие обаятельные… им разве можно отказать…
«Обаятельные мaльчики» уже оглядываются по сторонам в поисках хоть какого-то мало-мальски достойного спасательного круга. Бармен отворачивается, чтобы скрыть готовый вырваться наружу гомерический хохот, недостойный работника такого заведения. Наконец Костя, якобы увидев в глубине зала какого-то своего шапочного знакомого, тут же изображает деловитость и, пробормотав невразумительные извинения, исчезает вместе со своим другом из поля зрения Вики.
Можно расслабиться и вздохнуть.
Однако перед девушкой внезапно появляется вторая порция мохито. Она недоумённо смотрит на бармена, тот с еле сдерживаемым восторгом поясняет:
— Я здесь уже три года работаю, но первый раз вижу, чтобы так художественно кого-нибудь отшивали. Девушка, вы великолепны. Это — вам от меня. Подарок. Спасибо за доставленное удовольствие.
Вика берёт второй бокал, улыбается и благодарит кивком, прикрывая глаза. Она знает, что великолепна — ей не раз это говорили, — но всё равно это приятно слышать. Ведь подобные слова — лишнее подтверждение её умения играть — в любых обстоятельствах, несмотря ни на что…
Три дня назад.
Аntе — двадцать долларов. Для разогрева. Пятьдесят долларов — величина минимальной ставки. В банке перед ней — пять фишек на сотню.
— Ваши ставки, господа, — бесстрастно объявляет она.
Белая рубашка из плотной ткани, сверху — чёрный жилет. Скромная узкая чёрная юбка. Туфли на низком каблуке. Минимум макияжа — чтобы не отвлекать. Никаких украшений. Волосы уложены так, что падают на одну сторону, со второй же небрежно заложены за ушко. Всё — продумано: строго, стильно, неброско и — вместе с тем — женственно.
Вика не смотрит на игроков, но периферийным зрением видит их всех. Двое — слева. Двое — справа. Один — напротив неё.
Первый слева молча выбирает и кладёт в банк фишки на двадцать пять долларов. Сидящий следом за ним кладёт полную минималку. Им сегодня не повезло: во-первых, при любом раскладе они вносят больше остальных, а, во-вторых, вносить блайнды — занятие, наверно, ещё более рискованное, чем играть на скачках.
Две карты из проверенной колоды бесшумно ложатся на тёмно-зелёное, почти болотного цвета сукно покерного стола рубашкой вверх перед каждым игроком. Вика спокойна, но внутри всё дрожит.
— Прошу ваши ставки, — снова объявляет она.
И снова начинают те, что слева: первый вносит минималку — он, наверно, сегодня решил тихим сапом; второй небрежно роняет «Отвечаю». Третий…
Третий — тот, что напротив неё — пристально смотрит ей в глаза. Он что, пытается её поймать? — не выйдет, всё — по-честному. Он нерешителен? — Вика сдержанно и одобрительно ему улыбается. Он решается:
— Поднимаю, — и придвигает к банку сто долларов. Вика поощрительно улыбается: неплохо. Нет, она не выделяет его — для неё все клиенты за этим столом равны. Просто он играет в первый раз, и ей надо, чтобы он вписался в атмосферу, проникся ею. Это — тоже её обязанность, одна из многих…
Оставшиеся поддерживают ставки.
Теперь — дело за Викой. И на стол в открытом виде — флоп — выкладываются три карты: туз треф, десять червей, дама пик. Карты неплохие, хоть и разномастные, наживка жирная. Можно прицениться, прикинуть свои возможности…
Игроки начинают смотреть в свои карты. Вика мельком, пока никто не видит, оценивает количество стеков. Относительно немного — сегодня решили не шиковать, да и эта игра не первая, — так что на ещё одну игру вряд ли кто пойдёт…
— Ваши ставки, — напоминает она.
— Поднимаю, — мгновенно отзывается первый игрок и кидает в банк двести долларов.
— Поднимаю, — откликается второй и кидает триста.
«Эти двое блефуют, — проносится в голове у неё мысль. — Ставят так, словно имеют шансы на «флэш», хотя на самом деле хорошо, если у них хотя бы «старший туз» будет… Интересно, догадаются ли они все?…»
— Поднимаю, — после долгой паузы отзывается третий и кладёт пятьсот долларов.
« Тоже — блеф… но на сей раз так и надо. Только б другие пасовать раньше времени не стали…»
Двое подтверждают.
Вика внутренне выдыхает и за долю секунды подсчитывает банк: две тысячи пятьсот семьдесят пять долларов. Мало… Ничего, следующая карта заставит их слегка оживиться.
Рядом с открытыми картами аккуратно выкладывается четвёртая — пиковый король.
Вика не успевает произнести ни слова, как игрок слева на минуту теряет контроль:
— Удваиваю банк!
«Пять сто пятьдесят… Я что, дала ему половину стрит-флэша?… — Где-то в шейных позвонках начинается дрожь и змеёй расползается по всему телу. Вика судорожно начинает припоминать карты, которые она раздала в самом начале. — Да нет же, не должна была… Червовая восьмёрка и… трефовый король. Чёрт возьми, у него ж уже есть одна пара — на столе-то в общих картах лежит король пик… Блеф. Какой глупый, детский, агрессивный блеф — у него же не будет больше одной пары… Дурак…»
— Пасую, — бросает на стол свои карты второй. Восемь пик, девятка треф. Всё правильно, так и было. «Рано, ох, рано…»
— Отвечаю, — произносит третий, двигает фишки и смотрит на Вику. «Что он хочет? Может, просто решил отвлечься от игры, полюбоваться симпатичным дилером? Этот дилер в обморок скоро упадёт от напряжения, а им всё любоваться не устанут. Интересно, а грохнись я сейчас без сознания, мною тоже любоваться начнут?…»
В банке уже десять триста. У оставшихся таких денег нет. Двое справа скидывают карты. Одному попали шестёрка и семёрка одной масти, у второго — валет бубен и девятка пик.
Вика чувствует какую-то слабость. В глазах начинают плыть круги — может, от слишком пристального взгляда в одну точку. Надо сменить обзор: Вика смотрит в сторону и видит инспектора.
Удивительного и необычного нет ничего: инспектор всегда следит за игрой — чтоб не было никаких осложнений или нарушений правил. Но обычно его функции выполняет другой дилер, максимум — менеджер. А тут она встречается взглядом с Павлом Владимировичем — владельцем казино.
Интересно, видят ли его остальные?..
А он смотрит прямо на неё. Нет, она знала, конечно, что он заинтересован в игре, но чтобы так прямо, ставя под удар свою репутацию… Волнуется?… Может, это экзамен? Ну, если так…
Вика призывает на помощь оставшиеся силы и в открытую выкладывает пятую карту — даму червей.
— Ваши ставки, — неожиданно хрипло произносит она.
На столе лежит готовая пара. Но одни общие карты, без своих запрещено использовать…
Игрок слева кусает губы, смотрит на третьего — тот отвечает ему выдержанным взглядом.
— Ещё тысяча, — наконец произносит тот, что слева, и двигает к банку все фишки.
— Отвечаю, — произносит третий.
В банке — двенадцать тысяч триста долларов.
— Открывайте карты, господа, — говорит Вика. В её голосе помимо воли звенят нотки азарта — она словно стоит на обрыве и вот-вот полетит в пропасть. Но никто за столом не замечает её волнения.
Игрок слева открывает свои карты. Всё правильно, у него восемь червей и король треф.
— Две пары, — объявляет он. Король треф — король пик и дама червей — дама пик.
Третий игрок не спеша открывает свои карты: две дамы.
— Каре, — бесстрастно отвечает он.
За столом проносится общий выдох — то ли изумления, то ли облегчения, то ли… Вика внутренне ликует: получилось!
— Ох и игра! — отзывается один из сбросивших карты. — Давно я так не нервничал…
— Позвольте, — вдруг словно просыпается проигравший, — так у вас с самого начала была пара…
Павел Владимирович в мгновение ока оказывается рядом:
— Господа, какие-то проблемы?… Антон Сергеевич, у вас есть подозрения? Уверяю вас, вы просто расстроились из-за проигрыша. Но это бывает. Это — фортуна, а у неё настроение меняется часто, она же — женщина. — Последнюю сентенцию он сопровождает ободряющей улыбкой. — Не хотите ли бренди из моей коллекции? Угощаю всех… Михаил Николаевич, не забудьте получить ваш выигрыш.
Вика переводит дух — гроза пронеслась, толком не начавшись — и только сейчас замечает, что её начинает трясти — это спадает возбуждение. Она смотрит на часы — её двадцать минут работы пролетели так незаметно. .. Можно отдохнуть, что-нибудь выпить… Интересно, а сколько чаевых ей сегодня перепадёт?… Однако она не успевает додумать эту мысль до конца: её окликают:
— Виктория Алексеевна! Зайдите ко мне…
Это — Павел Владимирович. Он уже стоит на лестнице, ведущей на второй — административный — этаж. Вика на дрожащих ногах следует за ним.
Они вместе заходят в его кабинет — он впереди, она чуть сзади. Он идёт к столу, берёт небольшой, но плотный конверт, разворачивается, чтобы протянуть его девушке, но та не даёт этого сделать: подходит к нему вплотную и впивается в его губы своими — жадно, страстно, дерзко. Он отвечает ей. Руки переплетаются на телах друг друга, конверт падает на пол.
Когда оба уже задыхаются, он отрывает её от себя, резко разворачивает и наклоняет над столом. Она послушно прогибается, упираясь в стол руками. Волосы беспорядочно падают вниз.
Он нетерпеливо достаёт уже напрягшийся член, резко задирает на ней юбку до пояса, отодвигает в сторону трусики, проводит пальцем по киске — она подаётся навстречу его пальцу.
— Ах ты, сучка… — возбуждённо шепчет он ей на ухо. — Мокрая уже… Тебя так заводит игра? Ты там не кончила случайно?
Она поворачивает к нему лицо. Кажется, даже в джунглях волос видно, как горят её глаза.
— Я сейчас кончу, — шепчет она в ответ, делая ударение на слове «сейчас». — Ну же, возьми меня…
Он расстёгивает ей рубашку, просовывает руку и грубо мнёт грудь. Она стонет сквозь зубы; сквозь стон прорывается:
— Ну же…
— Проси… Тебе ведь это нужно. — Он так коварно выделяет слово «тебе»…
— А тебе нет?
В ответ он сгребает ладонью в пучок её волосы и дёргает. Она вскрикивает от неожиданности.
— Проси!
— Трахни меня! — Её раскалённый голос никак не уступает его накалу.
— Ещё!
— Выеби же меня!! Ну!!!
Он с размаху входит в неё и наваливается, прижимая девушку к столу. Она кричит.
Они трахаются, как два диких зверя, захваченные внезапной похотью и не желающие ей сопротивляться. Он сопит, она вскрикивает с каждым его толчком. Ещё, ещё, ещё… Её крики превращаются в один сплошной вой, Вика извивается под его телом в судорогах сильнейшего оргазма. Сокращения провоцируют и его — мужчина изливается в неё, чувствуя, как вагина сжимает член, словно хищница не пожелала отпускать свою добычу…
Ещё некоторое время они лежат друг на друге; затем он отрывается, выходит из девушки, наклоняется и поднимает конверт. Из него выпало несколько купюр; он поднимает их, небрежно засовывает обратно и трогает Вику за плечо:
— Возьми, — говорит он ей. — Это — твой гонорар за сегодня. Михаил Николаевич очень доволен тобой и просил передать тебе от него лично. Помимо твоего процента. Его ты получишь в кассе.
Вика выпрямляется, но тут же сползает по столу вниз — голова кружится, ноги не держат совсем. Павел Владимирович не успевает её подхватить — злосчастный конверт снова оказывается на полу, рядом с ней.
— Дай мне выпить, — хрипло шепчет она.
— Что будешь?
— Текилу. — После паузы, усмехнувшись уголком рта, добавляет его коронную фразу: — Из твоей коллекции…
Пока он наливает полный бокал, Вика нащупывает конверт, берёт его и подносит к глазам, затем бессильно роняет на колени. Считать и о чём-то думать… сил нет совсем.
Павел Владимирович — хотя нет, теперь уже просто Павел, Паша — приседает рядом и протягивает ей бокал. Она берёт и выпивает залпом — как воду, не смакуя, не растягивая.
— Ты бы поосторожнее, — замечает Павел.
— Всё нормально, Паш, — отзывается девушка, откидывает волосы, улыбается ему и снова смотрит на конверт: — Но здесь слишком много, наверно…
— Тебе разве помешают лишние деньги? — Мужчина выпрямляется, опирается о стол и закуривает.
— Он что, очень важный человек? — Викино дыхание постепенно приходит в норму, но она по-прежнему говорит с паузами. Впрочем, со стороны это выглядит так сексуально…
— Да, — коротко отвечает Павел и после паузы добавляет: — Очень важный и очень нужный мне человек.
— Но когда вы успели?… Мы ж зашли сюда вместе…
— Малышка, разве это имеет значение? — В голосе мужчины скользит нетерпеливость.
«А и правда, Вика — чего это ты… к чему все эти вопросы, а? Какое имеет значение, когда они успели обо всём договориться?… Мало ли… У всех свои интересы: у тебя, у Паши, у этого Михаила Николаевича… Что тут удивительного? Ты всегда это знала. Вы оба это знали — с самого начала, когда ты пришла сюда работать, когда впервые отдалась Паше… Ты ж сама так решила, сама очертила границы… — Мысли вяло проползают по её сознанию, словно старые толстые сонные караси по дну затхлого водоёма. — Не всё ли равно тебе? Ты ж уже большая девочка, ты играешь со взрослыми серьёзными людьми — может, хватит быть наивной?»
«Пора… давно пора… Только почему же конверт этот кажется каким-то болотным, грязным? Может, из-за цвета денег, лежащих там? Интересно, чем они пахнут? Моей болью, моими нервами, моей страстью, моими рухнувшими надеждами?… Дура, дура, ну какие надежды, на что надежды, а?… И потом, деньги ведь не пахнут. Кто это сказал — Клавдий, Диоклетиан?… А, какая разница, кто это сказал, они никогда не пахнут тем дерьмом, из которого сделаны. Как и человек, который их делает…»
«Лёшка, Лёшечка, братик мой милый… ну где же ты?… Почему не звонишь?… Как же мне тебя сейчас не хватает… Хочу плакать. Но — не здесь… не рядом с ним…»
— Паш, я в Азовск хочу. — Она произносит это, смотря прямо перед собой, на дверь.
— У тебя там кто-то есть? — бесстрастно интересуется тот.
Она отрицательно качает головой:
— Я просто хочу отдохнуть. Возле моря. Я устала…
Она ждёт, что он спросит «А почему именно туда?» — но он говорит совсем другое:
— Хорошо. Валера завтра тебя отвезёт. Недели хватит?
— Конечно, Паш. Спасибо…
* * *
23. 00. Ира.
Забившись в полутёмный угол «чил-аута», выглядывая из него, как мышь из норы, она пьёт уже третий коктейль, но ей почему-то совсем невесело. Ни лёгкости, ни куража, с которым она выходила из дома — всё куда-то делось, испарилось, словно мираж оазиса перед умирающим путником.
Клуб постепенно заполняется. Девочки-бабочки, сами блестящие и охотно летящие на блеск; коршуны-пикаперы; жуиры; порой промелькнёт компания обычных ребят и девчонок, пришедших расслабиться, сменить обстановку, потанцевать, по-настоящему повеселиться… Да, вот им и вправду — весело, искренне, заразительно… Искренние дружеские объятия, дружелюбные подколки. У них может быть вагон проблем, о существовании которых Ира забыла миллион лет назад — но здесь, в клубе, их не видно.
А она… вместо того, чтоб оставить своё горе, свою ненужность и одиночество за порогом, приволокла их сюда, как чемодан без ручки, и теперь пытается утопить в бокалах крепких алкогольных коктейлей. Но почему-то эти котята не хотят топиться — выплывают и снова давят, давят… И с каждым глотком Иру всё больше охватывает ощущение, что это не они, а она сама тонет на дне каждого выпитого бокала — и с каждым разом всё глубже и глубже…
И ведь не пьянеет. Хотя обычно она очень восприимчива к алкоголю. Даже разбавленному.
Уже изменилась музыка — теперь это ритмичный, однообразный «клубняк». Уже на танцполе изгибаются первые фигуры — те самые девочки-бабочки, упоённые своей молодостью, красотой, сексуальностью и предвкушением… Кое-где
образуются пары. Паутина сплетается — всё прочней, всё вязче…
К ней уже пытались подсесть — несколько раз. Вежливые воспитанные мaльчики; вежливые уверенные мaльчики; вежливые развязные мaльчики… Но вся их вежливость до того похожа на обычную домашнюю пыль на телевизоре: смахни тряпкой — и куда денется этот лоск воспитанности, оставшийся со времён наивного детства, слабо скрывающий ещё не до конца перебродившие гормоны юности… И ведь как они похожи на её Сашу: он так же, наверно, сейчас подкатывает к какой-нибудь красотке — только скучающей, в отличие от неё…
Тошно. Скучно. Постыло…
А кольцо?… Так ведь и лежит на дне сумочки. И безымянный палец как бы случайно иной раз слегка оттопырится, когда она поднесёт к губам бокал. Он, этот палец, как маячок на входе в залитую весёлыми огнями гавань: мол, фарватер чист, можете проходить… Только почему же, для кого же в глубине этого фарватера разбросаны коварные мины?
Ира-Ира-Ира… Чего же ты хочешь?..
— Привет — раздаётся над нею приятный грудной голос… Женский?..
* * *
Вика уже давненько наблюдает за хрупкой женской фигуркой, сидящей в одиночестве на одном из диванчиков в зоне отдыха. Ей видно, как один за другим к ней подсаживаются галантные и не очень кавалеры — точь-в-точь, как те двое недавно к ней — и как они потом уходят — то недоумённые, то злые, то пожимая плечами… Каждый раз при этом на её губы змейкой выползает тонкая насмешливая улыбка:
«Хм… А похоже, это — то, что нужно. Девушка одна, слишком долго одна, значит — явно никого не ждёт. А то, как от неё отлетают мужчины, только в плюс: если она и готова развлечься, то только не с ними. Если же не готова… ну, парочка коктейлей своё дело сделают. Нет, лучше не коктейлей…»
Она поворачивается к бармену:
— Два бокала текилы, пожалуйста.
— «Текилу санрайз»? — на всякий случай уточняет бармен, хотя прекрасно понял и форму, и суть заказа.
— Нет, просто текилу. Можно разбавленную.
Через две-три минуты перед ней стоят два бокала охлаждённой текилы. Она благодарит, изящно поднимается со стула, берёт бокалы и медленно идёт к выбранной жертве. Ближе, ближе — жертва всё отчётливей… Её уже можно разглядеть.
Русая. Волосы спрятаны в обычный, с виду небрежный узел — замужем. Чуть удлинённое лицо с правильными чертами лица — симпатичная. Самую малость выделяются скулы. Слегка удлинённый разрез светло-карих глаз, в которых — напускное равнодушие (но так плохо напускное… столько всего за ним можно прочитать…). Тонкие чувственные губы с чуть опущенными уголками — капризна, но не слишком, по настроению (в конце концов, эти опущенные уголки могут быть просто складками). На вид — года 24. Ну, максимум 25. Изысканное платье — девушка явно из зажиточного круга.
« А кольца на пальце нет… Ссора? Давай-поживём-отдельно-нам-надо-разобраться-в-своих-чувствах?… Усталость от непонимания, желание вернуть своё прошлое?… Хм, интрига. Ну ничего… разберёмся…»
— Привет, — произносит Вика с самой обаятельной интонацией.
Ира резко, стремясь этой резкостью скрыть недоумение, поднимает голову и в упор встречается со спокойным, уверенным, слегка насмешливым взглядом необычайно красивых зелёных девичьих глаз. От этого взгляда её лицо заливает предательская краска. Эти глаза… нет, не раздевают её. Они просвечивают её. И это… так страшно… так стыдно… так приятно…
Какие же опасные глаза у этой девушки…
— Можно к тебе? — Взгляд — в сопровождении голоса. Голос — под стать глазам. Гармония звука и цвета… В голову мгновенно ударяет хмель — то ли от выпитого, то ли от увиденного, — растекаясь по всему изнывающему организму.
«Странно, почему она подошла ко мне? Что она хочет от меня — такая шикарная, словно из другого мира? Нет, ну что хочет — это понятно, но разве я такая? Разве я похожа на такую, как она?… Я что, как-то не так выгляжу? Я что, дала какой-то повод?… Ааа, всё дело в тех парнях, которых я отшивала, а она это видела… Но разве это — повод? Ну не нравились мне они, ни один не понравился — так что теперь, меня девушки клеить будут?
Но какая же она красивая всё-таки!… И тепло какое-то от неё непонятное… так не хочется, чтоб она уходила… Вот уйди она сейчас — что останется? Опять коктейль?… Да неправильные они тут какие-то…
Ну вот что можно сделать, а? Что нужно сделать? Отказаться — зачем? Чтобы опять вернуться в клетку такого уютного безопасного одиночества? А надо ли?… И потом — а разве обязательно доводить до «того-что-будет» или «того-что-может-быть»? Пусть побудет, ну хоть немножечко… может, хоть так легче станет…»
Ира кивает: пока говорить сил у неё нет. Но, похоже, незнакомку это совсем не смущает: она грациозно садится рядом.
— Прости, я не представилась, — снова произносит девушка, и Иру начинает обволакивать магия голоса. — Вика.
Иру даже не смущает то, что к ней обращаются на «ты», хотя в обычной жизни от незнакомых людей такого она не терпит. Но сегодня, сейчас — всё так правильно, так естественно…
— Ира, — тихо говорит она. — Очень приятно. — Сейчас эти слова — не просто общепринятая фраза при знакомстве, и обе это чувствуют.
— И мне, — отвечает Вика и улыбается:
«Ну вот… уже девочка и поплыла. Быстро-то как, а?… Теперь — бери, лепи что хочешь… Вика, ты в ударе…»
— Будешь? — Она придвигает к ней один из принесённых бокалов. — Это — текила. Разбавленная. Очень освежает и взбадривает.
— Я и так уже три коктейля выпила, — находит в себе силы для ответа Ира.
— Три коктейля в одиночестве? — вроде бы как изумляется девушка. — Ого. Не многовато ли?
— Наверно, маловато даже… — Ира пытается подстроиться под её тон. Между ними начинает выстраиваться мостик — хрупкий тако
